Вопрос о справедливом исполнении приговоров по-прежнему остаётся на повестке дня. Простая, хорошо продуманная система социализации осуждённых путём поэтапного смягчения условий отбывания наказания: перевод из исправительных колоний (ИК) в колонии-поселения согласно ст. 78 УИК РФ, а затем условно-досрочное освобождение (УДО) согласно ст. 79 УК РФ повсеместно не реализуется. Причин этому, как всегда, несколько, но главная - это отсутствие справедливого суда, поскольку вся эта поэтапность осуществляется на основании соответствующих решений районных судей по месту отбывания наказания осуждёнными.
Как на практике осуществляется правосудие в отношении перевода из ИК в колонию-поселение, я смог убедиться на личном опыте. Администрация ИК-16 ГУФСИН РФ по Красноярскому краю ввела меня в заблуждение, что я имею право на перевод в колонию-поселение, исправительное учреждение с более мягким режимом после двух третей срока. Я узнал о том, что это далеко не так, только в 2010 году от В.М. Фридман из Абрамкинского правозащитного центра, когда она в письме сообщила мне, что ещё 3 года тому назад я мог перевестись в колонию-поселение, куда-нибудь, под Бородино, где в 80-х отбывал ссылку поэт Игорь Губерман. Известный многим своими стихами-гариками и прозой он написал воспоминания о времени, проведенном в этом сибирском поселке, чем и прославил этот небольшой шахтёрский поселок Бородино в Красноярском крае. Лучше поздно, чем никогда, и по моей просьбе адвокат Елена Евменова подала ходатайство о переводе меня из колонии строгого режима для ранее несудимых в колонию-поселение. Судья Советского районного суда г. Красноярска В.В. Фадеев немало меня удивил, когда в мотивировочной части Постановления от 14.12.2011 я прочёл дословно следующее: «… Д. действительно на момент рассмотрения дела в суде отбыл более 2/3 назначенного ему срока наказания, в целом, на период отбывания наказания характеризуется с положительной стороны, однако в настоящее время имеет не снятое и не погашенное взыскание в виде помещения в ШИЗО на 1 сутки, наложенное на него 17.10. 2011г. … При указанных обстоятельствах суд полагает невозможным, считать Д., заслуживающим изменения вида исправительного учреждения на колонию-поселение.». Что можно сказать по этому поводу. Неплохо было бы, чтобы судьи указывали в документах свои полные имена и отчества, а то В.В. Фадеев - это сильно сокращённая информация о судье. Правда, если поискать в Интернете, это, скорее всего, - Виктор Викторович Фадеев. Судья Фадеев указал в Постановлении, что я отбыл более двух третей срока, из чего я могу заключить, что он считает, что для перевода из ИК строгого режима в колонию-поселение нужно отбыть не менее этой части срока. Очевидно, что это ошибочное суждение, если прочесть п. г ч.2 ст. 78 УИК РФ, где говорится, что для перевода в колонию-поселение из колонии строгого режима необходимо отбыть не менее одной трети срока, а две трети - это относится только к тем осуждённым, которые совершили особо тяжкое преступление во время неотбытой части наказания после условно-досрочного освобождения. Есть и такие. Поскольку я не отношусь к этой категории, для меня необходимо было отбыть не менее одной трети. Примечательно, что судья Фадеев употребил выражение « … суд полагает невозможным считать Д., заслуживающим изменения вида исправительного учреждения …». Вообще-то в законе (ч.3 ст. 78 УИК РФ) приведён исчерпывающий перечень условий, при наличии которых осуждённый не подлежит переводу в колонию-поселение. О том, что нужно заслужить такой перевод в законе нигде не говорится. Самое любопытное, что одним из главных условий, при котором такой перевод невозможен – это отсутствие письменного согласия осуждённого на перевод. Поскольку перечень условий - исчерпывающий, то при отказе в удовлетворении ходатайства на перевод судья обязан был в мотивировочной части своего решения указать конкретное условие из этого списка. Нет в числе этих пяти оснований в ч.3 статьи 78 УИК РФ такого, как наличие у осуждённого действующих взысканий. Перевод из ИК в колонию-поселение это никакое не поощрение осуждённого, за какие-то заслуги, а рутинная процедура поэтапного смягчения условий отбывания наказания. В колонии-поселении проще реализуется самый главный элемент социализации осуждённого - его трудоустройство и легче сохраняются социальные связи с родственниками и семьёй. Перевод нужен в большей степени не осуждённому, а обществу, поскольку именно таким способом должен решаться вопрос борьбы с рецидивом. Получается, что судья Фадеев, отказавший мне в переводе, не руководствовался законом и совестью, как предписывается ст. 17 УПК РФ. Вызывает не меньшее удивление, что решение судьи Фадеева, не основанное на законе, засилила, как говорят юристы, коллегия судей Красноярского краевого суда в составе: председательствующего Синякова Владимира Павловича, судей Сурначёвой Ирины Петровны и Пугачёвой Татьяны Михайловны (имена и отчества восстановлены из Интернета). В тексте Кассационного Определения от 26.01.2012г говорится: «… Проверив материал, обсудив доводы кассационной жалобы, судебная коллегия находит выводы суда о том, что Д. не подлежит переводу в колонию-поселение, основаны на исследованных судом материалах». Судьи выразили также своё согласие с ошибочным утверждением судьи Фадеева, что для перевода в колонию-поселение необходимо отбыть не менее двух третей срока, а не одной трети, как следует по закону. Апофеозом судебного решения коллегии явилась крайне популярная в последнее время фраза: «Согласно ст. 78 ч.1 УИК РФ, в зависимости от поведения и отношение к труду осуждённым к лишению свободы может быть изменён вид исправительного учреждения. По смыслу данного закона при наличии оснований, указанных в ч. 2 ст. 78 УИК РФ суд вправе, но не обязан изменить вид исправительной колонии на колонию-поселение». Вот этот пассаж «вправе, но не обязан» вызывает чувство восхищения и звучит очень сильно. Неудобно как-то напоминать судьям, что они, как раз-таки, обязаны руководствоваться в своих решениях законом и совестью, как предписывается им статьёй 17 УПК РФ, и не вправе по своему усмотрению игнорировать положения закона, в частности, наличия в законе исчерпывающего перечня оснований, когда осуждённому можно отказать в переводе в колонию-поселение.
Нужно сказать, что в моём случае после отбытия двух третей срока я имел право не просто на перевод в колонию-поселение, но подлежал условно-досрочному освобождению (УДО) согласно ст. 79 УК РФ. С моей стороны был поставлен своего рода эксперимент, было интересно узнать, как отреагирует суд на простое смягчение условий отбывания наказания (изменение вида исправительного учреждения) при наличии действующего взыскания, не говоря уже про освобождение по УДО. Взыскание в виде одних суток в ШИЗО мне было наложено сразу при прибытии в ИК-17, специально для создания препятствия в УДО. В споре со своим адвокатом я настаивал, что взыскание, в любом случае, – это всего лишь мера дисциплинарного воздействия, имеющая своей целью исключительно принуждение осуждённого выполнять Правила внутреннего распорядка учреждения. На свободе нет этих Правил, поэтому не может быть никакой связи между взысканием и предоставлением УДО. На что она мне ответила, что такова судебная практика, пусть она и не основана на законе. Я опять возразил - что такое судебная практика, у нас же не прецедентное право. Получил ответ, что в этой части – прецедентное, судят как все, чтобы не высовываться. Как говорил один из моих учителей, академик Г.И. Будкер: «Но, эксперимент был поставлен, и цифра была получена». Судьи: Фадеев, Синяков, Сурначёва и Пугачёва отказали мне даже в такой малости, как перевод в колонию-поселение именно на основании действующего дисциплинарного взыскания. Я считаю их решения, не основанными на законе. Но, адвокат оказалась права на все 100% в предсказании результата.
К слову сказать, через год это формальное основание, которое судьи использовали для отказа в удовлетворении ходатайства исчезло (взыскание через год считается погашенным) и 13.11.2012г судья Советского районного суда г. Красноярска Евгений Юрьевич Репин вынес Постановление о моём условно-досрочном освобождении. Старший помощник прокурора по надзору за соблюдением законов в ИУ В.В. Ивановский не возражал против УДО, представитель ИК-17, правда, был против, поскольку администрация ИУ посчитала, что взыскание только недавно погасилось. Они внесли новацию в характеристику осуждённого – имеет свежепогашенное взыскание. В суде спора между сторонами не было (администрация ИК-17 не являлась стороной в процессе, её мнение было нужно суду лишь для установления обязательств при УДО, но не в вопросе самого УДО) и судья Репин на законных основаниях удовлетворил ходатайство об УДО. Освободили меня только 24 ноября 2012г., когда это Постановление вступило в законную силу. Какой-то «мудрец» пролоббировал поправку в закон о том, чтобы освобождать из-под стражи по Постановлению об УДО только после его вступления в законную силу (ч.5 ст. 173 УИК РФ). Спрашивается, если в суде кого-то судят, он находится под стражей в СИЗО и, о чудо, ему судья выносит оправдательный приговор, или изменяет меру процессуального принуждения на, не связанную с лишением свободы, подсудимого (обвиняемого) его, что, тоже освободят только тогда, когда судебное решение вступит в законную силу? Конечно нет, прямо в зале суда выйдет из клетки согласно ч.3 ст. 391 УПК РФ, а за вещами в СИЗО зайдёт попозже. Судебное решение об освобождении принято, обжалуйте сколько хотите, но почему ещё месяцы осуждённый должен быть лишён свободы. В суде решается вопрос о свободе, права у осуждённого те же, что и у не осуждённого. Без сомнения, эту дурацкую дискриминационную поправку нужно отменять. Я остаюсь в твёрдом убеждении, что в отличие от перевода в колонию-поселение, где имеется перечень ограничений для перевода в колонию-поселение, для УДО в ст. 79 УК РФ не указано никаких объективных причин для отказа, а значит и нет никаких законных оснований для отказа в удовлетворении ходатайства об УДО и, соответственно, обжалования прокуратурой Постановления о предоставлении УДО.
К сожалению, моя судебная эпопея с переводом в колонию-поселение типична для большинства историй осуждённых. Судьи, сплошь и рядом, выносят несправедливые судебные решения по делам осуждённых. Что только они не придумывают для обоснования отказов: и наличие взысканий за нарушения Правил внутреннего распорядка (ПВР) учреждений, как действующих, так и за всё время отбывания наказания, и что остаётся слишком большой не отбытый срок, либо что потерпевший возражает против УДО осуждённого. Интересно, а по окончании срока, что часто сейчас происходит, когда осуждённый отбывает полный срок в исправительной колонии, мнение потерпевшего тоже будет учитываться и осуждённого будут содержать под стражей сверх указанного в приговоре срока, пока потерпевший не даст своего согласия?! Верховный Суд, надо отдать ему должное, в рекомендациях своих Пленумов не устаёт повторять, что само по себе наличие взысканий не является основанием для отказа в УДО, равно как и непогашение ущерба от преступлений. Но судьи с настойчивостью, достойной лучшего применения, продолжают считать, что осуждённые, имеющие или имевшие взыскания, не характеризуются «положительно», поэтому они вправе отказать им в УДО. Отчасти в этом повинен и законодатель, который, традиционно ориентируясь на советские традиции, использовал при характеристике поведения осуждённого этот субъективный, коррупционно-ёмкий термин - «положительно характеризующийся». Очевидно, что в отношении людей, осуждённых за уголовные преступления, это совсем неподходящее определение, оксюморон. Вот до вынесения приговора, когда в суде рассматривалась характеристика на подсудимого от соседей или с места работы, там этот термин мог быть вполне уместен, а после вступления в силу приговора за совершенное преступление говорить о положительности преступника - это как-то слишком. Правильнее было бы в законе при описании качеств осуждённого использовать более точное определение, характеризующее не положительность, а отрицательность. И такой термин не нужно придумывать, он уже есть в Уголовно-исполнительном кодексе РФ (УИК РФ) - «злостный нарушитель Правил внутреннего распорядка исправительного учреждения». Это вполне чёткое определение, которое, ко всему прочему, имеет и определённую процедуру оформления с объективным обоснованием, которые легко проверяются в суде. Осуждённый, признанный в установленном порядке злостным нарушителем с оформлением этого факта в виде распоряжения начальника ИК, как правило, отбывает наказание в отряде строгих условий содержания (ОСУС). Кстати, тогда он, действительно, временно не может быть переведён в колонию-поселение, пока не окончится срок отбывания этого наказания. Почему не может? Да нет в колонии-поселении таких отрядов и условий для отбывания этого вида наказания. Из штрафного изолятора (ШИЗО) в колонию-поселение перевести осуждённого можно, поскольку и там есть ШИЗО, а значит, осуждённый сможет до отбыть в нём оставшуюся часть наказания. А вот ОСУС в колонии-поселении нет, а значит, наложенное взыскание не может быть исполнено, и только после перевода из ОСУС в отряд с обычными условиями содержания перевод в колонию-поселение может состояться. Что, кстати, делает возможным вынесение судебного решения с удовлетворением ходатайства о переводе, но с указанием времени его исполнения (после отбытия наказания в ОСУС). На возражение, а как же учитывается тогда поведение осуждённого, ответ очень простой. Колонии-поселения есть разные и располагаются они в разных местах региона, одни в центре городов, как, например, КП-19 в г. Красноярске, а другие - в поселках на большом удалении от крупных городов. Вот в какую колонию-поселение направить осуждённого региональное Управление ФСИН и будет решать с учётом характеристики на осуждённого.
С условно-досрочным освобождением (УДО) ситуация проще. Дело в том, что колония-поселение - это исправительное учреждение, где осуждённый, по-прежнему, отбывает наказание в виде лишения свободы. Предоставляя УДО (слово досрочное – это опять дань старой традиции, когда осуждённого за лёгкие преступления освобождали из-под стражи до истечения срока, установленного по приговору), судья с учётом характеристики на осуждённого за всё время отбывания наказания в условиях лишения свободы устанавливает ряд обременений (обязательств), как при обычном условном осуждении согласно ст. 73 УК РФ. Находится ли осуждённый при судебном рассмотрении его ходатайства об УДО в ОСУС или нет значения иметь не должно. Положенную по закону часть наказания в виде лишения свободы он отбыл (в ИК + колония-поселение, или в ИК). В соответствии со ст. 79 УК РФ ему должен быть изменён вид наказания с лишения свободы на условное наказание. Здесь хотелось бы сделать ремарку. Чтобы не было ненужных ассоциаций со старым термином УДО, и тем, что используется в других странах, правильнее было назвать УДО в новом уголовном кодексе РФ - переводом под надзор по месту жительства, по окончании отбывания наказания в виде лишения свободы. А вот жёсткость этого надзора, действительно, определяется судьёй на основании характеристики на осуждённого за всё время отбывания наказания в виде лишения свободы (СИЗО+ИК+КП), но только жёсткость, а не сам факт перевода под надзор. Однако, при формулировке ст. 79 УК РФ законодатель не преминул ввернуть пару слов, чтобы затуманить её смысл. По аналогии с пресловутым «характеризуется положительно» в ст. 78 УИК РФ в ст. 79 УК РФ говорится: «1. Лицо, отбывающее … лишение свободы, подлежит условно-досрочному освобождению, если судом будет признано, что для своего исправления оно не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания, а также возместило вред (полностью или частично), причиненный преступлением, в размере, определенном решением суда. При этом лицо может быть полностью или частично освобождено от отбывания дополнительного вида наказания. 2. Применяя условно-досрочное освобождение, суд может возложить на осужденного обязанности, предусмотренные частью пятой статьи 73 настоящего Кодекса, которые должны им исполняться в течение оставшейся не отбытой части наказания».
Законодатель явно перемудрил в формулировке УДО. Очевидно, что при обременениях (обязанностях), наложенных судом при УДО, осуждённый продолжает отбывать наказание, сам факт УДО не освобождает осуждённого от наказания, просто другой вид, не связанный с лишением свободы. А если принять во внимание, что при переводе из исправительной колонии, вид которой был установлен судом в приговоре, в колонию-поселение осуждённый уже не отбывает тот вид наказания, что был назначен в приговоре, то вопрос о признании его не нуждаемости в полном отбывании назначенного судом наказания, очевидно, лишен смысла. Суд в приговоре указывает, как срок лишения свободы, так и вид исправительной колонии (иногда несколько видов). Было бы правильнее, если бы в приговоре прямо указывалось сколько лет в исправительной колонии, сколько лет в колонии-поселении, и сколько лет под надзором после изменения наказания с лишения свободы на условное. Судья этого в приговоре не указывает, поскольку это и так следует из законодательства, а мог бы, основываясь на существующих законах о порядке отбывания наказания (ст. 78 УИК РФ и ст. 79 УК РФ), заодно и осуждённый был бы ознакомлен с порядком отбывания наказания, а не полагался бы на то, что администрация ИУ, где он будет отбывать наказание, станет исполнять свою обязанность по информированию осуждённого со всеми изменениями порядка отбывания.
Если посмотреть на систему исполнения наказания, как на целостную систему во взаимосвязи всех её частей, то видно, что нагрузка на суды по сравнению с советским временем увеличилась. Действительно, до 1997г согласно УК РСФСР, осуждённый отбывал наказание «от звонка до звонка» в одном ИУ, за исключением редких случаев легкостатейников, которых могли освободить до конца срока по УДО. В УК РФ сроки наказания за преступления были увеличены в два раза, но одновременно была введена новация в виде УДО для всех категорий преступлений, включая особо тяжкие. Кроме того, предусмотрено изменение вида ИУ (перевод в колонии-поселения). Видно, что за время отбытия наказания районные суды должны дважды рассматривать дела осуждённых (о переводе в колонию-поселение и УДО). Но дела эти простые, разрешаемые вопросы сводятся к рутинной проверке оснований для перевода (отбытие положенной части срока и отсутствие оснований для отказа из ч.3 ст. 78 УИК), а при УДО – установление вида обязанностей при условном освобождении согласно характеристике на осуждённого за всё время отбывания наказания. Отказывая в переводе в колонию-поселение и в УДО районные судьи с каким-то мазохизмом в разы увеличивают объём работы не только себе (после отказа в УДО осуждённый через 6 месяцев может повторить своё ходатайство), но с учётом права на обжалование в областном суде, он загружает ещё и областные суды, а в порядке надзора и коллегию Верховного Суда РФ, да и в Конституционный Суд РФ арестанты часто обращаются.
Вполне очевидно, что новации в новом УК РФ означают, что УДО равнозначно окончанию срока по старому кодексу (УК РСФСР), а значит отказа в нём не может быть по определению. Вот наложение ряда строгих обременений после освобождения под надзор при УДО, согласно ст.ст. 79 и 73 УК РФ возможны. Судья может учесть при установлении этих обременений также и мнение потерпевшего. Но только в этом, а не в самом вопросе предоставления УДО.
Как говорят, чтобы два раза не вставать, несколько общих замечаний по поводу организации судов по УДО и помещению обвиняемых в СИЗО. Когда решается вопрос о свободе – вопрос, важность которого трудно переоценить для осуждённого или обвиняемого, сакральность обстановки суда безусловно должна быть выдержана на высшем уровне. Это и оформление зала суда, и облачение судьи, и слова секретаря «Встать, суд идёт». Однако в последнее время в закон внесены поправки и «пошла писать губерния» приобрели популярность дистанционные судебные заседания в режиме видеоконференций. Ещё можно было бы это допустить, когда о такой форме участия в судебном заседании по каким-то уважительным причинам ходатайствует само лицо, чьё дело слушается в суде, или, когда решается вопрос о переводе из ИК в колонию-поселение, что там лишение свободы, что там. А вот продление ареста в СИЗО или УДО – это архиважные вопросы для подсудимых, разрешается вопрос об их свободе. Скажите, пожалуйста, о какой сакральности может идти речь, когда подсудимый находится в кабинете начальника колонии, когда проводится выездное заседание суда или в режиме видеоконференции в помещении СИЗО при продлении ареста? В конце концов, именно из-за важности выносимого судебного решения лицо имеет неоспоримое право посмотреть в глаза судье, который лишает его свободы, чтобы хоть этим пробудить его совесть, если тот выносит несправедливое решение. Как он может это сделать в режиме видеоконференции? Как он должен, находясь в СИЗО, реагировать на призыв секретаря «Встать, суд идёт». Если вставать перед изображением судьи на экране, то это не серьёзно, а если сидеть, тогда уж, какая тут сакральность и уважение к суду. Скорее, происходящее на экране монитора подсудимому будет казаться кадрами из фильма ужасов и ему трудно себе представить, что происходящее имеет к нему непосредственное отношение. Сомнительно, что режим видеоконференции устраивается в интересах лица, вопрос о свободе которого разрешается в судебном заседании, тем более, если он настаивает на личном участии. Иначе, как профанацией суда это назвать нельзя, и такую практику необходимо прекратить. Странно, что никто ещё не обжаловал в Европейском суде по правам человека нарушение принципа непосредственности участия в суде. Есть легенда, что был случай, когда приговор был отменён по жалобе подсудимого из-за того, что судья оглашал приговор не в судейской мантии, а в цивильном костюме. И этого нарушения судебного протокола было достаточно для вышестоящей судебной инстанции. Может это и легенда, но есть точный факт, что судье было наложено взыскание за неустановленную форму одежды при проведении судебного заседания. А при видеоконференции из СИЗО осуждённый, вообще, находится в камере, а не в освящённом зале суда.
Недавно возникла очередная коллизия с трактовкой п. г ч. 2 ст. 78 УИК РФ, о которой уже говорено переговорено, однако воз и ныне там. Разберём полный текст этой части статьи:
«г) из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение - по отбытии осужденными не менее одной трети срока наказания; осужденными, ранее условно-досрочно освобождавшимися от отбывания лишения свободы и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, - по отбытии не менее половины срока наказания, а осужденными за совершение особо тяжких преступлений - по отбытии не менее двух третей срока наказания.
(п. "г" введен Федеральным законом от 08.12.2003 N 161-ФЗ)»
Из Википедии можно почерпнуть, что точка с запятой в русских текстах появилась в конце XV века для разделения независимых частей сложносочинённых предложений, придумал же её итальянский печатник Aldo Pio Manuzio 1449/1450-1515. Говорится, что точка с запятой довольно широко применялась многими отечественными писателями в своих произведениях, сегодня же она несколько утратила свое значение и встречается куда реже, но все же иногда применение точки с запятой крайне необходимо. Вот на этой арбузной корочке (;) наши судьи дружно поскользнулись. Согласно правилу, в русском языке точка с запятой ставится в бессоюзном сложном предложении между составляющими его частями (обычно если они значительно распространены и имеют внутри себя запятые).
Пункт г – это сложное предложение, состоящее из двух частей, разделённых точкой с запятой.
Первая часть: «из исправительных колоний строгого режима в колонию-поселение – по отбытии не менее одной трети срока наказания;».
Вторая часть: «осуждёнными, ранее условно-досрочно освобождавшимися от отбывания лишения свободы и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, - по отбытии не менее половины срока наказания, а осуждёнными за совершение особо тяжких преступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания».
Первая часть предложения касается всех осуждённых, отбывающих наказание в исправительных колониях строгого режима. Вторая же часть - из этого состава выделяет особую группу осуждённых, которые умудрились совершить новое преступление во время УДО. Законодатель и эту выделенную группу разбил ещё на две части, условно назовём их: а) и б).
Часть а) части второй: «осуждёнными, ранее условно-досрочно освобождавшимися и совершившими новые преступления в период оставшейся неотбытой части наказания, - по отбытии не менее половины срока,». (Обратите внимание на запятую, она ставится, когда идёт после неё перечисление и перед союзом «а»).
Часть б) части второй: «а осуждёнными за совершение особо тяжких преступлений – по отбытии не менее двух третей срока наказания».
Двух или трёх мнений, как это бывает у юристов, в понимании данного текста быть не может. После точки с запятой первой части сложного предложения идёт предложение, связанное с первым, но только в том, что продолжает идти речь о переводе из ИК строгого режима в колонию-поселение (эти слова заменяет тире), часть б) части второй отделена запятой, что, по-прежнему, означает, речь идёт только о тех осуждённых, которые совершили новые преступления во время УДО. Это, действительно, часть б) части второй, а не отдельное предложение (Часть три). Если бы это была равноправная третья часть, тогда бы перед союзом «а» стояла точка с запятой, а не запятая.
Смысл текста п. г) ч.2 ст. 78 УИК РФ ясен, а сложность его формулировки и введение точки с запятой вместо точки произошла по причине, что законодатель ввёл штрафные санкции в отношении тех осуждённых, кто совершил новые преступления во время УДО. Зачем он это сделал, одному Богу известно, ведь и так эти осуждённые получат срок больший, а значит и по одной трети срока они значительно позже переведутся в колонию-поселение. Из текста видно, что штрафные санкции за новое преступление во время УДО он ещё и дифференцировал в зависимости от тяжести этого преступления. Для новых преступлений небольшой тяжести, средней и тяжких срок перевода увеличен до половины, а для новых особо тяжких - до двух третей срока. Возникает вопрос, почему «мудрый» законодатель не разделил штрафные санкции для трёх типов новых преступлений (небольшой, средней тяжести и тяжких). Он вполне мог бы это сделать, скажем, установив между дробями одна треть и одна половина ещё две дроби типа: для небольшой тяжести – пять тринадцатых, а для средней тяжести – четыре девятых срока. Полагаю, что судьи по достоинству оценили бы такую тщательность проработки вопроса законодателем, и не трудно даже догадаться какими словами.
В порядке критики, с точки зрения здравого смысла та дифференциация, что приведена в законе, не имеет абсолютно никакого смысла. Масло-масляное. Те, кто совершили преступления во время УДО, и так сроки получили бОльшие, из-за применения ст. 70 УК РФ (сложение приговоров), им добавили не отбытый срок по УДО, зачем их дополнительно штрафовать. Что в итоге этих штрафных санкций получилось. Для тех, кто совершил новые преступления во время УДО срок перевода их в колонию-поселение совпал со сроком для УДО. Раз он имеет право на УДО, зачем ему переводиться в колонию-поселение, он и будет подавать ходатайство в суд на УДО и биться в суде за освобождение. А как же быть с социализацией в колонии-поселении? Ведь эти потенциальные рецидивисты больше всех нуждаются в занятости и занятости производительным трудом, что можно реализовать только в условиях колонии-поселения, а они туда не попадают, идут сразу на УДО. Получается парадокс, те, для кого нужно приобщение к труду и сохранение социальных связей этими штрафными санкциями лишаются этой возможности. «Левая рука» законодателя забыла, что делает «правая».
И ч.3 ст. 79 УК РФ из того же разряда масло-масляное. За преступления небольшой и средней тяжести осуждённый подлежит УДО после отбытия не менее одной трети срока, за тяжкое – не менее половины, за особо тяжкое – не менее двух третей, есть ещё и отдельные статьи, по которым установлены сроки и три четверти, и четыре пятых. Что касается последних дробей, то у законодателя явно не хватило смелости вообще для этих статей отменить УДО. Жили бы себе в колонии-поселении до конца срока, благо что по этим статьям, для которых повысили долю в УДО, ст. 78 УИК РФ о переводе в колонию-поселение не откорректировали. Вместо того, чтобы принять простое правило: после отбытия одной трети срока перевод из колоний общего и строгого режимов в колонию-поселение, а по отбытии двух третей – УДО без всякой дифференциации по статьям, законодатель в режиме «принтера» осваивает натуральные дроби и в ст. 79 УК РФ и в ст. 78 УИК РФ. Если сроки большие, зачем ещё и доли увеличивать? Только чтобы морочить головы судьям этими разными дробями.
Вернёмся к трактовке судьями п. г ч.2 ст. 78 УИК РФ. Осуждённые, многие из которых имеют высшее образование и даже учёные степени, начинают обоснованно сомневаться в том, что судьи владеют правилами русского языка, на котором написаны законы. Судьи вносят оживление в эту коллизию с точкой с запятой в ст. 78 УИК РФ, не только в судебных решениях районных и областных (республиканских) судов, но и в высших инстанциях. Чего стоит сообщение, что на заседании Научно-консультационного совета при Верховном суде РФ 07.06.2012г БОЛЬШИНСТВОМ голосов была выработана правовая позиция и она была доведена до сведения руководителя ФСИН РФ заместителем председателя Верховного суда РФ Толкаченко А.А. за исх. № 4-ВС-5203/12 от 10.10.2012г.
В чём же она состоит. Оказывается, она состоит в том, что «по смыслу п. «г» ч.2 ст.78 УИК РФ лица, впервые осужденные за совершение особо тяжкого преступления, могут быть переведены в колонию-поселение по отбытии НЕ МЕНЕЕ ДВУХ ТРЕТЕЙ срока наказания». Из такой правовой позиции вытекает, что осуждённые, совершившие особо тяжкое преступление во время УДО, не различаются от тех, кто совершил преступление впервые, но как видно, это обстоятельство судей из Научно-консультационного совета не смутило. Какая разница, по мнению Научно-консультативного совета, совершено особо тяжкое преступление во время УДО или нет. Тогда зачем введено такое различие в законе для других преступлений? Получается, что законодатель обсуждает закон, дискутирует, вносит поправки, а потом бац, Научно-консультационный совет при Верховном Суде РФ вырабатывает правовую позицию и пусть эти законодатели «идут лесом» со своими мыслями. Радует, что эта позиция в НКС при ВС РФ выработана не единогласно, а только большинством голосов, значит, присутствовали в составе этого совета специалисты, владеющие правилами русского языка, но огорчает, что их оказалось меньшинство. Правовая позиция НКС при ВС РФ по вопросу перевода в колонию-поселение полностью совпадает с позицией Глеба Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме». Разумеется, не дело ФСИН трактовать законы, поэтому на недавнее обращение Уполномоченного по правам человека в РФ Татьяны Николаевны Москальковой во ФСИН РФ с тем, чтобы по линии Службы было оказано всяческое содействие переводу в колонии-поселения пенсионеров, ранее не судимых и отбывших одну треть срока, Служба отрапортовала своим исх. 01-14270 от 07.03.2017, что «в отношении лиц, совершивших особо тяжкое преступление, решение о переводе следует принимать после отбытия ими не менее двух третей срока наказания».
Есть три варианта выхода из всех этих путаниц с дробями. Первый - упростить законы, сделать УДО для всех категорий преступлений по двум третям, а перевод в колонию-поселение из ИК общего и строгого режимов по одной трети. Станет просто, понятно и справедливо. Второй – провести повышение квалификации всех районных судей, которые рассматривают вопрос о переводе из ИК в колонии-поселения, с акцентом на правилах пунктуации п.г ч.2 ст. 78 УИК РФ. Есть ещё третий путь, возможно наиболее короткий по времени. У прокуратуры есть конституционная обязанность следить за соблюдением законности в судах, достаточно чёткого указания из Генеральной Прокуратуры областным прокурорам о трактовке этого закона, чтобы судьи тихо мирно стали правильно применять закон.
Как следует из жизненной практики, первые два пути практически не реальны. С 2008г почти 10 лет Т.Н. Москалькова ещё в бытность депутатом ГосДумы билась за принятие поправки в закон о пересчёте срока, отбытого осуждённым в СИЗО, к сроку в исправительной колонии с коэффициентом больше единицы. Скажем, два дня в СИЗО приравнять к трём в исправительных колониях. Действительно, в СИЗО, ведь, камерный режим содержания с часовой прогулкой в специальном дворике на свежем воздухе, а по приговору суда осуждённый наказан лишением свободы в исправительной колонии, где он находится не в камере, а может передвигаться на большом открытом пространстве, т.е. содержится в более мягких условиях отбывания наказания. А значит эту суровость в СИЗО надо учесть, засчитав срок с коэффициентом. Одновременно закрываются все вопросы с условиями содержания в СИЗО. Сейчас многие арестанты пишут жалобы в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ), а тот штампует решения, обязывающие РФ выплачивать этим жалобщикам тысячи Евро за пыточные условия содержания. Причём делается это в ЕСПЧ автоматически. Только ленивый арестант, побывавший в СИЗО, этой компенсацией не пользуется. При пересчёте сроков в ответ на жалобу в ЕСПЧ РФ могла бы ответить, что проблема с условиями в СИЗО действительно существует, но с согласия осуждённого всё ему компенсировано снижением срока. Так и этот простой закон не принимается по разным причинам. А сколько будет приниматься поправка в УК? Те же 10 лет, никак не меньше. По поводу второго варианта. Как прикажете проводить эти курсы повышения квалификации районных судей при такой правовой позиции Научно-консультационного совета при Верховном Суде РФ? Они же большинством голосов не знают правила русского языка, и теперь связаны своим предыдущим решением. Если всех из этого большинства, которые голосовали «ЗА 2/3» под удобным предлогом вывести из состава НКС и снова проголосовать, но кто это сделает. Остаётся только третий вариант, через Генеральную прокуратуру. Вся надежда на Уполномоченного по правам человека в РФ – это как раз тот уровень, с которого может быть подано обращение в Генеральную прокуратуру по разрешению судебной коллизии «2/3».
Сегодняшняя судебная практика говорит о том, что судьи очень часто выносят несправедливые судебные решения по всем вопросам исполнения наказания. Случаи, когда судьи переводят осуждённых из колоний строгого режима в колонии-поселения после отбытия одной трети срока можно пересчитать по пальцам одной руки (Определение ВС РФ № 34-Д11-6 от 06.06.2011г), а в УДО отказывают в 50% случаев. Что же делать, как добиться того, чтобы судебные решения, касающиеся осуждённых, были справедливыми, а судьи действительно руководствовались законом и совестью, в соответствии со ст. 17 УПК РФ? На мой взгляд, этого можно добиться через обеспечение гласности судебных решений. Не стоит строить иллюзий, что судебная система перестроится быстро, на это уйдёт не один десяток лет. Но это не означает, что нужно просто ждать и всё произойдёт само собой без активного участия в этом общественности. Основная идея состоит в том, чтобы все судебные решения о переводе осуждённых в колонии-поселения, по предоставлению УДО были в открытом доступе. Если этого добиться, то потом можно будет объективно оценить качество работы персонально каждого судьи, и дать ему общественную оценку, проще говоря, разбудить его совесть, если она спит.
И вот здесь самый главный момент. С 2008г по инициативе правозащитников, в частности В.В. Борщёва, С.А. Ковалёва и Л.А. Пономарёва при поддержке Уполномоченного по правам человека в РФ В.П. Лукина на уровне Федерального закона введён институт региональных Общественных Наблюдательных Комиссий (ОНК). Сейчас они есть в 81 субъекте РФ https://www.oprf.ru/1449/2133/1536/1857/. В задачу ОНК согласно Федеральному закону 76-ФЗ от 10.06.2008г входит: «содействие реализации государственной политики в области обеспечения прав человека в местах принудительного содержания». Не стоит обсуждать, что самым главным для осуждённых является защита их права на своевременный по закону выход на свободу. Лишение свободы по тяжести является самым строгим наказанием после смертной казни. Как это ни парадоксально звучит, но становление справедливого суда, скорее всего, может начаться именно с контроля за судебными решениями в отношении лиц, лишённых свободы. Это простые дела, на которых просто оценить законность и справедливость судебных решений. ОНК при правильной организации их работы могут мониторить судебные решения в отношении таких лиц с размещением копий судебных материалов на своих сайтах в Интернете или на сайте Уполномоченного по правам человека в регионе. Районные судьи, качество работы которых будет контролироваться и оцениваться по простым в рассмотрении делам лиц, лишённых свободы, начнут по инерции судить, руководствуясь законом и совестью, и по другим делам, более сложным, и уже не связанным с переводом в колонии-поселения, УДО или помещением под стражу в СИЗО.
Кроме права на своевременный выход на свободу осуждённым к лишению свободы не менее важным является помещение под стражу лиц, обвиняемых в совершении преступления, на время предварительного следствия, что также происходит по решению районного суда. Такая норма закреплена в УПК РФ с июля 2002г, до этого достаточно было соответствующего решения прокуратуры. К сожалению, судебные решения о помещении под стражу также далеки от того, чтобы считать их справедливыми. Причина этого проста, полное отсутствие общественного контроля за этими решениями. Действительно, присутствовать в зале судебного заседания во время рассмотрения ходатайства следствия об избрании меры пресечения удаётся немногим, к тому же их мнение может быть субъективным, да и судья, как правило, оглашает только резолютивную часть Постановления, а мотивировочная часть оформляется в печатном виде позднее. Главную информацию можно получить только из ознакомления с копией судебного решения, но адвокаты не считают целесообразным знакомить широкую общественность с этим документом, ссылаясь на то, что их доверитель не давал им такого указания, а суды, обязанные размещать тексты этих Постановлений на своём сайте, не торопятся это делать, проще говоря, не исполняют закон под разными предлогами, в основном из-за перегруженности аппарата.
Что говорить о простых гражданах, когда бывший губернатор Кировской области Никита Белых находится в Москве под стражей скоро год, а вы попробуйте ознакомиться с текстами судебных решений, на основании которых он помещён в СИЗО. Кроме слов в СМИ, что Басманный суд в очередной раз продлил содержание Никиты Белых под стражей, а Мосгорсуд отклонил очередную жалобу адвокатов на это решение районного суда, больше нет никакой информации. Нет в открытом доступе ни одного полного текста Постановлений судей, равно как и текстов Апелляционных Постановлений и имён судей, входивших в эти коллегии. При такой постановке трудно ожидать, что когда-нибудь судебные решения, находящиеся вне общественного контроля, станут справедливыми.
И здесь ОНК г. Москвы могла бы сыграть важную, если не сказать, ключевую роль. Дело в том, что во многих субъектах Российской Федерации есть исправительные колонии, а в Москве их пока нет, но есть следственные изоляторы (СИЗО). Если в регионах ОНК вынуждены распределять своё внимание по удалённым на большие расстояния исправительным учреждениям, то в г. Москве ОНК может полностью сконцентрироваться на СИЗО и на тех районных судах, где рассматриваются вопросы о мере пресечения. ОНК может получать от обвиняемых копии судебных решений, разумеется, не подменяя работу адвокатов, а только с целью установления гласного общественного контроля за справедливостью решений судей. Только персональный контроль за тем, насколько обоснованно выносит каждый судья решение о помещении обвиняемого под стражу, равно над тем, как коллегия судей Мосгорсуда утверждает такие решения, позволит вывести правосудие в столице на европейский уровень. За столицей и провинция подтянется.
Журналисты до сих пор оперируют терминами Басманный суд, басманное правосудие, хотя название районного суда, как и Мосгорсуд, Верховный Суд РФ не имеют никакой связи с решением конкретного судьи, который просто работает в этом суде. Журналисты никак не могут взять себе в толк, что не суды, а судьи с 1993г после принятия Конституции РФ выносят решения и несут персональную ответственность за качество этих решений.
По истечении календарного года как ОНК г. Москвы, так и другие общественные организации смогут сделать статистическую обработку судебных решений по каждому районному судье и, таким образом, начать судебную реформу в России. Суть судебной реформы не в «перестановке мебели» в судах в виде выборности председателей судов, а в установлении общественного контроля за справедливостью судебных решений. Только с помощью общественного контроля можно будет добиться, чтобы работала ст. 17 УПК РФ, где записано, что судьи должны руководствоваться законом и совестью.
Однако в настоящее время ОНК уделяют крайне мало времени или вообще оставляют без внимания контроль судебных решений, что говорит о том, что общественные организации, делегировавшие своих представителей в состав ОНК, не взаимодействуют со своими представителями, и те работают в ОНК по своему усмотрению, зачастую неэффективно, для галочки. Задачей ОНК является контроль за соблюдением прав осуждённых, но право на справедливое исполнение наказания, в особенности право на своевременный выход на свободу является самым главным для осуждённого, после права на жизнь. Из отчётов ОНК о проделанной работе, размещённых на сайтах, видно, что ОНК следят в основном за бытовыми условиями в колониях, разумеется это важные вопросы, которые нельзя оставлять без внимания, но отнюдь не первоочередные для осуждённых. Сначала нужно добиться справедливого исполнения наказания, а уж потом решать бытовые вопросы содержания осуждённых, на полноценное решение которых, как правило, просто у ФСИН не хватает материальных средств.
Согласно законодательству, у членов ОНК есть возможность иметь прямые контакты со всеми осуждёнными и лицами, находящимися под стражей в СИЗО. Значит, они всех их могут уведомить о том, что передача копий судебных решений от них или их родственников в адрес ОНК по вопросам перевода в колонии-поселения, УДО или продления содержания под стражей в СИЗО будет способствовать вынесению, в отношении них в том числе, справедливых судебных решений.
Судебная реформа может начаться именно с контроля за судебными решениями в отношении лиц, содержащихся в местах лишения свободы. Путь к справедливому суду лежит через справедливый суд для заключённых.
