Уголовного преследования за убеждения в России нет, но люди получают за них реальные сроки. Сергей Резник, ростовский журналист и блогер, отсидел три года в тюрьме за антикоррупционные публикации. В интервью ПРОВЭД он рассказал о том, кто и за что на него «обиделся».
Огорчил важных людей
– До сих пор все по-разному относятся к твоей истории. Некоторые считают, что ты сел из-за анекдотов. А на самом деле?
– Так думают те, кто смотрит поверхностно. Было жесточайшее раздражение – я не просто критиковал судей, следователей, прокуроров, чиновников. Мои публикации подрывали незыблемость кадровой политики. Например, статья про руководителя областной налоговой службы «Как украсть 600 миллионов» способствовала сдвижению его с поста. Тогда в регионе противостояли две силовые структуры, и убрали несколько человек, на которых были завязаны большие интересы. Для людей, которые курируют кадровую политику, это очень неудобно. Потому что происходящие «там» процессы не должны были стать объектом обсуждения. К тому же благодаря интернету я стал неконтролируемым для курирующих структур.
– Многие упорно избегали называть тебя журналистом, только блогером.
– Блог появился позднее. Там я выкладывал информацию, которую опасались размещать издания. А началось в 2004-2005 годах, когда только начинал работать в газетах. Писал об экономике, на общественно-политические темы, писал откровенно, поэтому попал «на карандаш». У меня недавно спросили, в чём моя ошибка, что так получилось. Думаю, в том, что я не мог себе представить, что у людей с «той стороны» совершенно отсутствует чувство юмора. Даже лёгкая сатира, ирония вызывали резкую обиду.
– То есть, если бы ты смягчил формулировки, смягчилось бы отношение и к тебе?
– Нет. Когда меня только посадили в СИЗО, ко мне пришёл начальник полиции, который чётко сказал: «Зачем ты трогал...» – и называл две конкретные фамилии. Я сильно огорчил генералов, и они сначала поколотили, а потом всё же решили меня посадить.
– Ты предполагал, что посадят или был уверен в обратном?
– Я знал, что будет условный срок. Но обида людей в погонах была настолько глубока, причём, во многих ведомствах, что они надавили. Такой подход к законности. Сначала задерживают, а уже потом подбивают доказательную базу.
– Повод был какой-то абсолютно надуманный.
– Я насчитал – по моим делам было задействовано порядка 7 региональных и федеральных силовых структур, 8 районных прокуратур искали заявителей по мне, ничего не нашли. Тогда возникла запись телефонного разговора, где я спрашиваю, можно ли пройти техосмотр. Так нарисовали статью 204 – «коммерческий подкуп».
Спасибо, что не убили
– Тебе угрожали, выставляли требования?
– Мне и моей семье угрожали граждане, которых когда-то поймали за наркотики. Звонили невменяемые на мобильный, на городской телефоны, грозились «отбить голову лопатой». Я написал в прокуратуру заявление – за это и за то, что сам их нашёл, получил статью 306 («заведомо ложный донос»). Отсидел по трём статьям полтора года, а потом добавили ещё полтора по той же 306 и по статье 319 — «оскорбление», за которую дают штраф или исправительные работы.
– Дело могло пойти дальше угроз?
– Так оно и пошло дальше. Было нападение. С тех пор, как на нас напали, семья опасается перемещаться без меня, родственники за нас боятся. Не бандитов, а людей в форме, от которых был заказ. Поэтому они и не пытались никого найти, чтобы не выйти на самих себя.
– Как велось следствие?
– Оно было формальным, я им для этого не нужен был. У нас же отсутствуют правовые институты, с судебной системой «состязаться» бесполезно. Поэтому многие так называемые обвиняемые идут «на сотрудничество» и получают две трети от грозящего срока.
Я пошёл другим путём – сказал: «Докажите». В итоге обвинитель заявил по поводу отсутствия доказательств вины, дословная цитата: «Потому что обвиняемый, скрываясь от следствия, два месяца разъезжал по городу в багажнике собственного автомобиля». Я просто смеялся в суде. О чём говорить с этими «функциями», временно исполняющими важные роли?
«Турпоездка» по глубинке
– Как считаешь, ты сидел зря?
– Нет. Я отсидел за всё то, что полезного натворил, хотя формально посадили за то, чего не делал. На что мне огорчаться, когда я видел стольких людей, кому ни за что дали по 5-7 лет.
Со мной сидел человек, которого обобрал банк. Он не сделал ничего противозаконного, просто взял кредит, отсидел 4 года, вышел нищим. Но я-то реально много чего полезного сделал. Я ему говорю: у нас с тобой прикольная ситуация – ты сидишь дофига за ни фига, а я ни фига за дофига.
Или ещё хуже: мальчик на дискотеке поругался с другим мальчиком, а он оказался из госнаркоконтроля и подбросил ему наркотик.
У нас судебная машина работает так, что показания людей в погонах для судьи – уже приговор. Любое слово, сказанное милиционером, воспринимается как истина в отношении человека, на которого он укажет пальцем. Потому что это сказало должностное лицо, облечённое полномочиями.
– Сегодня в регионе начались кадровые перемены – покинули посты три руководителя ключевых силовых ведомств. Ты веришь, что после этого всё изменится?
– Нет. Но эта тенденция может изменить стиль исполнения, ведь деятельность институтов зависит от личностей, которые их возглавляют и регулируют.
– При каких условиях возможны положительные изменения?
– Должна уйти уверенность руководящей верхушки, что должностное лицо всегда право. И измениться «культурная среда», которая породила такую уверенность. Путь один: сверху надо дать сигнал. Чтобы конкретный судья, прокурор, следователь – кто по нарисованным материалам людей направлял на реальные сроки – ответили за сделанное. Они же уверены в безнаказанности, в халяве и в том, что им все должны. Поэтому это может сделать только первое лицо и только чёткими, понятными действиями.
Пока не верю, что положительные изменения возможны.
– Ты не испытываешь сожаления по поводу того, что пришлось пройти тюремный опыт?
– Я побывал в «турпоездке» по нашей глубинке. Страшного ничего в тюрьме нет – выспитесь, почитаете книжки, узнаете, чем живёт обычный народ. Ведь что такое работа журналиста – это постоянный социальный эксперимент. Один коллега сказал, что я посидел за всех, чтобы остальные не задавали неудобные вопросы серьёзным людям. А ещё моё обвинение совпало с вниманием к блогерам – отчитались и по этому направлению.
– Ты будешь дальше заниматься тем же?
– Когда отвращение пройдет, может быть. Пока не вижу смысла. Я приносил пользу этой стране. И меня она, моя родина, по всем пунктам предала. А, собственно, не предала эта страна только тех, кто за неё погиб. Я не погиб, только посидел. У меня там прошёл прекрасный процесс очищения кармы, я чист, как стёклышко.
Но срок для меня ещё продолжается – в виде запрета на профессиональную деятельность.
Оптимизма нет. Потому что, когда страна просто не даёт работать и затыкает рот – это одно, а когда согласованно, планомерно убивает, есть один логический выход: мы с ней не уживёмся. И пока я не вижу будущего ни у этой страны, ни у себя в этой стране.
