Катя Косаревская и Яна Теплицкая — члены Общественной наблюдательной комиссии Санкт-Петербурга. Они следят за тем, как в колониях, изоляторах и ОВД соблюдают права человека. Члены ОНК ходят к заключенным и задержанным, приносят им книги, узнают, всё ли в порядке. По закону они могут попадать в любые изоляторы и колонии без особого разрешения, фотографировать заключенных и снимать видео, записывать жалобы. Российская система исполнения наказаний к такой открытости пока не готова. Рассказываем, как девушки бьются за эту открытость и иногда побеждают.
«Непонятно, как с ОНК по всей России»
«Я думала, нужно открывать тюрьмы, потому что пока они закрыты настолько, что только члены ОНК и могут хоть как-то туда проникнуть, — рассказывает Катя Косаревская о том, как пришла в ОНК. — Да и то непонятно, как у нас с ОНК по всей России. Я шла [в ОНК] изначально, потому что знала, что тюремная система суперзакрытая, а когда пришла, узнала, что не только физически она такая, но и юридически».
Осенью 2016 года в ОНК был скандал. Совет Общественной палаты утверждал новый созыв ОНК, и в него не попали известные правозащитники, которые давно работали с заключенными: Зоя Светова, Анна Каретникова, Елена Масюк. Число мест в ОНК сократилось, процесс выборов посчитали непрозрачным. Правозащитники требовали провести выборы заново, но к ним не прислушались. При выборе отдали предпочтение кандидатам из приближенных к пенитенциарной системе ведомств: в четвертый состав неожиданно вошли люди из ФСИН и ФСБ.
«Всё вокруг ДСП»
В марте 2017 года Катя и Яна подали свой первый иск к органам власти. В иске, составленном с юристами Команды 29, они оспаривали засекреченность инструкции по охране учреждений ФСИН с пометкой ДСП («для служебного пользования»). Инструкция и приказ о её утверждении были засекречены приказом министерства юстиции. Эта инструкция, вероятно, определяет порядок прохода наблюдателей в колонии и изоляторы и запрещает досматривать при этом членов ОНК. Абсурд в том, что из-за пометки на инструкции они не могут узнать этого наверняка.
«Тюремная система закрытая настолько, что приказы, которые регулируют жизнь заключенных, самим заключенным неизвестны. Человек, заключенный, ничего не может сделать, потому что в карцер его помещают по одному [приказу] ДСП, корреспонденцию ему не выдают по другому ДСП, и как это обжаловать, непонятно, потому что все вокруг ДСП. Даже непонятно, может ли заключенный в карцере иметь посуду или нет, — рассказывает Косаревская. — Надо было с чего-то начинать, и, понятно, начинать можно с того, что хоть как-то известно и что касается лично
Однажды перед визитом части петербургского ОНК в колонию Катя проспала. Коллеги ждали её у входа. Их попросили показать все вещи и пройти досмотр. «Я торопилась, опаздывала, в голове было что-то смутное про то, что нас не должны обыскивать, но было, в общем, всё равно, и я показала вещи», — говорит Катя. Позже предыдущий созыв рассказывал, что это в порядке вещей: сотрудники колоний привыкают всё время проверять людей «на слабо». После этого членов ОНК просили предъявлять все вещи в каждое посещение. Необходимо ли это по закону, непонятно: порядок прохода в колонию регулирует инструкция под с пометкой «для служебного пользования». Члены ОНК пытались отказываться и требовать составления протокола — тогда их не обыскивали, но провоцировали, угрожая обысками заключенным. Несколько раз на ДСП-приказ ссылались и сотрудники колоний. В ИК-5 говорили, что на основании этого документа имеют право досматривать членов ОНК.
Адвокат Иван Павлов, руководитель Команды 29, которая представляет интересы Косаревской и Теплицкой в судах, считает, что засекречивать инструкцию, которая затрагивает права ОНК, незаконно. К служебной информации ограниченного распространения не могут быть отнесены акты, которые устанавливают права, свободы и обязанности граждан и порядок их реализации.
«Члены ОНК обязаны соблюдать положения актов, которые регулируют работу СИЗО, а значит, и данной инструкции. Они также должны следить за соблюдением прав заключенных, а инструкция устанавливает порядок охраны осужденных и лиц, содержащихся под стражей. Тяжело соблюдать инструкцию, если с ней нельзя ознакомиться», — говорит Павлов.
В апреле Минюст отказался предоставить инструкцию суду, сообщив, что она никак не затрагивает права ОНК. Членам ОНК из других созывов удавалось выигрывать суды со ссылкой на эту инструкцию. Так, в Мурманске Октябрьский районный суд оправдал члена ОНК Ирину Пайкачеву, которую обвиняли в незаконном проносе в СИЗО прибора для измерения уровня освещения. Юрист фонда «Общественный вердикт» Эрнест Мезак предъявил текст инструкции в суде, и выяснилось, что документ обязывает ОНК сдавать мобильные телефоны и оружие, но не другие предметы. Со ссылкой на инструкцию можно защитить право на пронос в места принудительного содержания фото- и видеоаппаратуры, которую у ОНК часто отбирают. Правозащитникам нередко удается получить информацию о таких документах с пометкой ДСП, но использовать её для защиты своих прав получается редко.
Суд отказался снять пометку с приказа и инструкции и лишил членов ОНК возможности на неё ссылаться.
«Непрерывный цикл вранья»
Еще два иска петербургского ОНК и Команды 29 связаны с видеосъёмкой. В 1-ом отделе полиции Адмиралтейского района отказались показать видеозаписи с камер внутреннего наблюдения, а в исправительную колонию №6 наблюдателей не пустили с видеокамерой.
В феврале сотрудники МВД и полиции отказались предоставить наблюдателям записи видеокамер в 1-ом отделе полиции Адмиралтейского района. Начальник МВД по Адмиралтейскому району Сергей Петров в марте отказался предоставить записи, сославшись на приказ с пометкой «для служебного пользования». Яна и Катя просили сообщить им, сколько в отделе находится видеокамер, как долго хранятся записи, записывают ли звук. Также члены комиссии просили предоставить видеозаписи с камер за определенный период — по их информации, в это время в отделении были нарушены права несовершеннолетнего задержанного.
Петров сообщил, что в приказе МВД «Об утверждении перечней сведений, подлежащих засекречиванию, Министерства внутренних дел Российской Федерации» указано, что эти данные относятся к информации ограниченного доступа. По мнению юристов Команды 29, отказ неправомерен. Ограничить право свободно искать и распространять информацию может только федеральный закон, а сотрудники полиции сослались на подзаконный акт, который, к тому же, имеет пометку «для служебного пользования», поэтому проверить обоснованность отказа невозможно.
«По поводу видео там непрерывный цикл вранья городского управления: вначале говорили, что будут пускать с видеоаппаратурой в колонии, но не будут пускать в изоляторы, потом оказалось, что и в колонии не пускают — тогда в управлении сказали, что проблема в том, что мы в уведомлении написали какое-то словосочетание, из-за которого нам и отказали. В следующий раз мы его убрали — и нам снова отказали. Предпоследняя озвученная ими версия была, что вот мы сейчас подождем, что скажет суд, и тогда, конечно, пустим [с аппаратурой], но вот через несколько дней после суда опять не пустили», — говорит Яна.
В феврале члены ОНК узнали о том, что в ИК-6 сильно избили одного из заключенных. Решив зафиксировать побои на фото и видео, они подали уведомление о съемке в УФСИН. В пришедшем ответе не было запрета на съёмку, но начальник оперативного отдела Александр Котляров не впустил девушек с техникой в колонию. После этого Яна подала иск в суд, требуя признать действия Котлярова незаконными.
Адвокат Павлов, комментируя подачу иска, говорил о специальных полномочиях членов ОНК: «По закону члены ОНК могут прибегать к любым не запрещенным законом методам для контроля за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания. В колониях есть запрет на фотосъемку, но членов ОНК он не касается, они обладают специальным статусом, что уже подтверждал Верховный суд».
В октябре суд встал на сторону ОНК и удовлетворил иск Теплицкой. Выяснилось, что члены ОНК не только не подвержены тем же ограничениям, что обычные посетители, но и не обязаны заранее получать согласие осужденных на съёмку.
«Говорят, там прячут людей»
В мае 2017 года Катя и Яна отправились с проверкой в изолятор «Кресты». Они знали, что в психиатрическом отделении находится курсант академии имени Можайского Вадим Осипов. Его задержали в апреле по подозрению в содействии террористической деятельности — он записывал в дневнике план захвата оружейного помещения в училище. Вадим говорит, что продумывал план захвата только в теории, из интереса, но его уже обвинили в оправдании петербургского теракта и подготовке собственного. В мае Осипова перевели в одиночную камеру в психиатрическом отделении «Крестов», его адвокат опасался, что его хотят признать невменяемым.
Катя рассказывает, что о проблемах в психиатрическом отделении говорят в ОНК давно: «В психиатрии всё, опять же, идёт от предыдущих созывов, мы читали их публикации и слышали, что в психиатрическом отделении плохо. И потом, когда мы стали уже общаться с заключенными, которые уже находятся не в „Крестах“, а в какой-нибудь колонии, они рассказывали, что там всё очень плохо. Во-первых, психиатрическое отделение используется как псевдореабилитационное для людей с абстинентным синдромом. Например, человека нужно вывести из ломки, его задержали, привезли в „Кресты“, там это делают безумными совершенно методами, например, привязывают его к кровати. При этом надзорные камеры, на одного человека, выглядят чудовищно, посередине стоит кровать железная, на ней матрас, шерстяное одеяло, и больше ничего, и человек привязанный. Говорят, там прячут людей, от которых что-то нужно следствию, которых пытали слишком сильно, которых пытают сейчас».
В тот день девушек в психиатрическое отделение не пустили — начальник «Крестов» Вадим Львов запретил посещать Осипова. Запрет объяснили «заботой о безопасности» находящихся в психиатрическом отделении заключенных. В следующий раз дорогу им преграждал лично начальник психиатрического отделения Алексей Гавриш. Попасть к курсанту потом удалось, но прошлый запрет на посещение наблюдатели попытались оспорить в суде. В ходе процесса выяснилось, что начальник психиатрического отделения там больше не работает — уволился «по собственному желанию». В декабре 2017 года Красногвардейский районный суд отказал в удовлетворении иска, сейчас правозащитники готовятся к рассмотрению апелляционной жалобы.
Текст: Катя Аренина, Команда 29
