По данным Международного общества прав человека, жертвами карательной психиатрии в СССР стали не менее двух миллионов человек. «Вялотекущая шизофрения» — это был любимый диагноз советских психиатров не только для политических диссидентов, но и для бродяг, уклонистов от армии и религиозных инакомыслящих. Галоперидол помогал бороться с «социально опасными» гражданами Советского Союза. В современной России нейролептики вновь на службе у государства. Только теперь вместо «вялотекущей шизофрении» российские психиатры ставят диагноз «эмоциональное расстройство личности». Закрытая от общества система ФСИН стала отличным полигоном для нового карательного психиатрического витка в истории страны.
Во время совместной поездки от СПЧ с правозащитником Андреем Бабушкиным в учреждения УФСИН по Омской области в июне этого года мы неоднократно слышали от заключенных жалобы, что их не только пытают током, водой, избивают, насилуют, подвешивают, но еще и травят: газом, отравленной водой и едой. А также — колют психотропное средство «Аминазин».
Надо сказать, что мы достаточно скептически отнеслись к информации о травле заключенных. Однако найденный нами в психиатрическом отделении областной больницы № 11 (ОБ-11) УФСИН г. Омска заключенный из ИК-7, который к тому времени был привязан к кровати уже на протяжении пяти дней и который, на наш взгляд, был абсолютно здоров и не выказывал никакой агрессии, заставил по-другому посмотреть на подобные жалобы арестантов.
Итак, новые свидетельства.
«Я из тебя дурака сделаю»
Алексей Щербонос, заключенный: «Я заболел в 3-й колонии г. Омска туберкулезом. Это было в апреле 2016 года. Приехал на ОБ-11, в больницу. Вывели меня в помещение, где происходит обыск, там было восемь сотрудников. Видеокамера отключена, блок питания от нее висел по стене, музыку на всю врубили…
Как только я вошел в это помещение, меня сразу сбили с ног, застегнули наручники за спиной, надели шапку-ушанку, завязали ее под горлом, чтоб я голову о пол не разбил, и начали меня бить боксерскими перчатками. Затем положили на живот. Не знаю, что они хотят, но они все время снимают с заключенных штаны до колен. И с меня сняли и начали: «Приехал наши устои ломать? Да мы тебя сейчас изнасилуем».
Сняли клизму со стены, где вывешены средства, которые могут применять, когда обыскивают. Потом сказали: «Да ладно, не будем тебя насиловать, ты не в нашем вкусе». Пока я лежал на полу, сопротивлялся, когда штаны с меня снимали, бока в синяках были, и когда они меня ударили по голове, синяк на ухе был большой. Видимо, им надо было меня куда-то спрятать с синяком на голове.
Надели на меня штаны и повели в дурдом, психотделение на втором этаже. Там есть палаты, где дурачки лежат, и пять закрытых боксов. Привели в такой бокс, положили на кровать, привязали к ней руки и ноги, через грудь завязали. Утром и вечером три дня подряд кололи или аминазин, или еще чего, не знаю, но я уже понимал, что могу сойти с ума, потому что у меня начался бред, я не понимал — сплю я, не сплю. На третьи сутки все тело горело.
Потом вывели из бокса, заставили расписаться, что был на лечении в психиатрическом отделении. Я говорю: «Но я же приехал сюда лечиться от туберкулеза». А врачи мне: «Не знаем, направил тебя сюда отдел безопасности. Будешь лежать пока здесь».
Потом Крайс Сергей Сергеевич, замначальника по безопасности ОБ-11, взял меня двумя пальцами за грудки и сказал: «Еще одно телодвижение, попробуешь только наши устои сломать, я из тебя дурака сделаю. Вот ты сейчас три дня прочувствовал, так я тебя 21 день проколю, ты свою фамилию не вспомнишь, ты меня понял?»
Я понимал, что он не шутит. Я воспринял это как реальную угрозу, что они меня могут превратить просто в дурака.
Есть укол «Мадам Депо» («Модитен Депо», раствор для внутримышечного введения при шизофрении. — Е. М.), его ставят на полгода, и эти полгода ходишь вообще как овощ. Человека поворачивают, он сам не может повернуться, он руками-ногами не владеет. И держат все это время в дурдоме. Очень тяжело потом восстанавливаться после этого «Мадам Депо».
Со мной на ОБ-11 были два пацана (у одного фамилия Черных), они прошли актировку (освобождение от отбытия наказания в связи с болезнью. — Е. М.), лежали в туботделении, и их должны были отпустить через десять дней, но зачем-то затолкали в психушку, и они там умерли.
Так и не вышли на свободу, умерли за день до освобождения, причем в этих закрытых боксах, где привязывают заключенных. Я был в первом боксе, до меня там человек повесился, ему до свободы оставалось чуть-чуть».
Надо сказать, что заключенного Алексея Щербоноса, который рассказал о применении в отношении него аминазина и об угрозе укола «Модитен Депо», руководители УФСИН по Омской области, а также администрация СИЗО-1, где на тот момент содержался Щербонос, активно прятали от встречи с членами СПЧ в июне этого года.
Тамара Щербонос, жена Алексея Щербоноса: «Мне омские правозащитники говорили, что из Москвы приезжала комиссия, я потом приезжаю на свидание к мужу, узнать, что и как: «Комиссия была? Ты же жалобы писал в Следственный комитет, прокуратуру». Он мне говорит: «Представляешь, все дни, что они были, меня три дня подряд на суды увозили. В Ленинский суд вывозили. Вначале я не мог ничего понять: меня вывезут на суды, а судов-то у меня в эти дни не было. Они: «Ой, типа, ошиблись». И так три дня.
Потом три дня его в отсекатель (стакан) сажали прямо там, внизу в СИЗО. «С утра, — говорит, — выводят меня туда, целый день держат до вечера. Шесть дней мурыжили начиная с четвертого июня.
Потом на сборке муж выяснил, что кроме него еще нескольких пацанов в эти же числа так же прятали от комиссии. Тоже вывозили в суды, а заседаний никаких не было.
Муж мне сказал, что сейчас его должны вывезти обратно в ИК-3. Он боится, что там его будут сильно бить за жалобы, которые он писал на администрацию колонии».
«Они меня превратили в помет»
Алексей Щепетов, бывший заключенный: «В 2014 году я ездил в Донбасс с гуманитарной помощью и оттуда через YouTube обращение к Путину выкладывал. Говорил о коррупции в родной Владимирской области, о махинациях с дольщиками, с квартирами, при благоустройстве.
И когда я вернулся из Донбасса домой в город Юрьев-Польский (Владимирская область), меня обвинили в том, что я на своем участке в деревне выращивал коноплю. А там у меня человек жил, который ухаживал за моими собаками, когда я в Донбасс уезжал, узбек. Вот он и выращивал, а обвинили меня.
Возбудили уголовное дело, у них не было доказательств, но меня арестовали и кидали по пресс-хатам в СИЗО, запугивали, думали, я буду говорить так, как надо. Но у них это не получилось.
Тогда они меня закидывают в угловую пресс-хату. И я с каждым днем все хуже и хуже себя чувствовал. Голова сильно кружилась. Сам-то я спортсмен, всю жизнь триатлоном занимался, бегал, прыгал, плавал по пять километров. А тут я себя плохо чувствую. Потом я понял, что как поем, попью чай, который приносят, и у меня голова кружится.
Один раз прихожу после прогулки, у меня вообще круговорот такой, как будто умираю. Я начал стучаться в дверь: «Доктор, что со мной происходит?» А они открыли окошечко и улыбаются…
Отвели меня с утра к психологу, он говорит: «Тебя надо увозить в лечебницу, ты как-то странно себя ведешь». Я говорю: «Я себя нормально веду, мне кажется, в еду мне что-то подсыпают». Дали воды. Наверное, и в воду добавили что-то. На следующее утро головокружение, я начинаю в дверь стучаться, меня выводят в проходняк, и я представил, что я умираю, в голове не пойми что начиналось. Они мне говорят: «Расписывайся здесь, расписывайся здесь». Я не понимал, где, чего, я говорю: «Расписываться не буду». Ну дубинками мне по ногам, по рукам надавали, взяли руку мою, расписали листок, за час собрали вещи, вызвали и отвезли на «тройку» (ИК-3, на территории которой есть туберкулезная больница для заключенных. — Е. М.).
В ИК-3 мешок на голову натянули, вытащили… Я говорю: «Я где?» Они: «В Москве, в «Лефортово». То есть я не понимал даже, где я, что я, куда привезли. Завели меня и говорят: «Ну чего, дорогуша, сейчас будем делать из тебя примерного мальчика». И все, понеслось… Начали меня втроем бить, потом подключили заключенных, и они впятером меня били, в наручники заковали. После этого они меня вырубили, я потерял сознание, очнулся уже в душе, привязанный к стулу. И вкололи мне там какие-то уколы. У меня головокружение, все плыло. Они обрили меня наголо, продолжали бить, догола раздели и сказали: «Сейчас мы будем тебя здесь иметь…» К этому времени у меня синяк расплылся во все лицо. Ощущаю, что меня подвесили за руки к душу. Я вишу, и они меня душат и бьют током. Я опять потерял сознание. Потом очнулся в больничке.
Когда они меня несли в больницу в ИК-3, два укола сделали, и опять я за что-то расписывался. Оказалось, что я соглашаюсь на лечение, хотя я этого ничего не помню. В больничке меня продолжали колоть какой-то херней непонятной, после которой я с утра до вечера спал, даже не ел. (Из медицинской карты Алексея Щепетова: «Из СИЗО-1 (г. Владимир) Щепетов поступил с диагнозом «галлюцинаторно-параноидальный синдром». Находился в психиатрическом отделении Туберкулезной больницы № 1ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН РФ с 21.09.2015 по 09.10.2015 г. с диагнозом «Острое преходящее психотическое расстройство без симптомов шизофрении». Проводилось лечение аминазином и заластой» (препараты для лечения шизофрении и других психотических расстройств — Е. М.)
Там меня продолжали пытать, чтобы я что-то подписывал. Меня на растяжки ставили, подсоединяли к току — к мизинцам, к ушам и ток включали. После трех минут реально ничего не выдержишь…
Я просто подписывал пустые листки формата А4, ставил «записано верно» — и расписывался. То есть делал то, что от меня требовалось.
Что мне кололи, я не знаю, но после уколов я сразу засыпал. Продлевать просто так мой арест уже было нельзя, нужно было обоснование. Тогда решили отправить меня в Москву, в Институт Сербского. То есть типа наркоман, к чему они склоняли, но в крови же ничего нет, значит, я с ума сошел. В Сербского я всю комиссию прошел, признали меня нормальным. («Диагностируемое острое психическое состояние не содержит клинической аргументации и научной обоснованности. В применении каких-либо принудительных мер медицинского характера Щепетов не нуждается», — сказано в заключении судебно-психиатрической комиссии экспертов Федерального медицинского исследовательского центра психиатрии и наркологии им. Сербского. — Е. М.)
Как только я приехал из Москвы обратно в ИК-3 во Владимир, через три дня меня сразу же закидывают в СИЗО Владимира. И опять мне что-то стали подсыпать в еду. У меня опять головокружение, и меня опять вывозят. То есть в Москве сказали — нормальный, а он на самом деле дурачок. И все, потом я уже ничего не помнил, меня держали где-то в подвалах. Я не помню, как суд проходил.
Представляете, вы овощ, время останавливается, оно течет, но ты не следишь за временем. Помню смутно, как издевались надо мной, как смеялись…
У меня вес всегда был 90–95 килограммов, а там я похудел до 56. Я не ел, потому что я боялся, что меня опять отравят.
Полтора года я был в заключении. Помню первые полгода и последние четыре месяца, а остальное все отрывками.
В последние месяцы заключения по требованию адвоката меня перевели в Рязань. Пока я сидел в Рязани, адвокат и мама взяли у меня волосы и делали экспертизу. В волосах у меня было превышение алюминия, лития и свинца. Но никакого развития это не получило. И жена, и мама в слезы: «Побойся, у тебя дети, ничего не надо, сейчас они тебя опять начнут грызть».
Когда я вышел, мне передали — надо уехать из Владимирской области. Я уехал спустя 2–3 месяца, а в эти месяцы я никуда не ходил, восстанавливался. Я-то вышел — злой был. Они меня из человека нормального превратили в помет. Злости очень много у меня было. Но ничего не поделаешь. Когда я там был последние 4 месяца, когда я уже в здравом уме был, я уже все анализировал, я понял, что с этой системой, с этой машиной бороться бесполезно: все друг другу руку моют, и это просто бессмысленно».
«Меня травят газом»
Из жалобы заключенного Владимира Халилова (ИК-7 г. Омска) в СК и прокуратуру Омска: «Меня травят газом, поднося шланг к двери камеры, в которой меня содержат, также подносят шланг к смотровому окну в дверях камеры. Двери камеры, в которой меня содержат, вне видимости камеры видеонаблюдения. Когда у меня открыта форточка, то с улицы к моему окну подходит осужденный, который работает в помещении ЕПКТ, ШИЗО (шесть осужденных работают на сотрудников администрации) и подносит шланг к моему окну и начинает травить меня газом. Подмешивают мне что-то в еду, в воду. Я боюсь есть и пить».
Комментарий адвоката Веры Гончаровой: «Некоторые заключенные омских колоний и Красноярского края жаловались на периодически появляющиеся неприятные запахи в камере, после которых кружится голова, учащается сердцебиение, ощущается жжение и сухость во рту. Некоторые утверждают, что в камеру пускается газ и при этом блокируются форточки. То же говорят про воду. В частности, заключенные в Омске предполагают, что в воду и в пищу добавляется какая-то «отрава». Некоторые из-за этого отказываются от еды.
«Когда я закончил есть вареную капусту, я уже ничего не соображал и не владел собой. Двое, дневальный и раздатчик пищи, меня повели в камеру и положили спать. Затем смутно помню адвоката», — так описывал свое состояние один из осужденных. Чистая вода из крана, которую заключенный в Омске набирал для своих нужд, по его словам, была покрыта пленкой, а в другой раз «мылилась», будто в нее добавлено моющее средство. Можно предположить, что в Омске качество воды страдает из-за близости к колонии нефтеперерабатывающего завода, но чем тогда объяснить специфические запахи и их последствия для организма, о которых говорят заключенные?»
Из жалобы заключенного Владимира Халилова в СК и прокуратуру Омска: «Сотрудники администрации ИК-7 угрожали меня умертвить из-за того, что я прохожу свидетелем по уголовному делу, которое возбудил Следственный комитет на сотрудников администрации ИК-7 о насилии и пытках. Хотя по этому уголовному делу я являюсь потерпевшим, так как прибыл в ФКУ ИК-7 10.12.15 г. и ко мне в тот день применялись насилие и пытки.
Сотрудники администрации ИК-7 угрожали меня «заколоть» (постоянно делать инъекции. — Е. М.) в больнице ОБ-11 в психиатрическом отделении Омска, если я не перестану жаловаться своим родителям, в органы власти и следственные органы. Также сотрудники администрации поставили мне насильно два укола без моего согласия (абсолютно здоровому человеку), от которых из носа у меня шла кровь и сильно билось сердце. <…>
А потом сотрудники администрации неоднократно отправляли меня в ОБ-11 в психиатрическое отделение, якобы я сумасшедший, где меня привязывают (абсолютно здорового и спокойного человека) к кровати, якобы я буйный, и начинают насильно, без моего согласия, ставить мне по три укола в день, от которых мне было очень плохо, шла кровь из носа и сильно билось сердце, стали отказывать почки. Когда отказывали почки, я терял сознание. Мне было поставлено 50 уколов, от которых я чуть не умер. Также меня избивали и заставляли подписывать бумаги о согласии на лечение в психиатрическом отделении. Врач-психиатр Шарапова О.Н. поставила мне незаконно диагноз «эмоциональное расстройство личности», не имея на то никаких оснований».
Светлана Халилова, мать заключенного Владимира Халилова: «Мой сын не психически больной, его делают психически больным. У меня есть справка, что он на учете не стоит у психиатра, я все это в личное дело вкладывала. Я писала везде где только можно: в Следственный комитет России, по правам человека России, в УФСИН, президенту…
Издевательства над моим сыном происходят с момента, как он поступил в колонию, с декабря 2015 года. В колонии его держат на ЕПКТ (единое помещение камерного типа), в СУСе (строгие условия содержания). Его в колонию не выпускают. Он почти три года сидит один в камере. (Согласно ст. 115 УИК РФ, содержание в условиях ЕПКТ не может быть более одного года. Европейский суд расценивает содержание осужденного в одиночной камере ЕПКТ или ШИЗО как нарушение его прав и свобод. Постановление ЕСПЧ по делу «Развязкин против России» от 03.07.2012 года № 13579/09 признало неоднократное длительное одиночное содержание пыткой. — Е. М.)
Его несколько раз помещали в психушку. Там его привязывают. Колют психотропные. Зачем они из него делают дурака? В ОБ-11 и врач-психиатр СИЗО-1 поставили ему диагноз «повышенное эмоциональное расстройство личности». Ссылаются на 18-ю статью, типа психбольной, опасный для общества».
Речь идет о неправомерном применении ч. 2 ст. 18 УИК РФ «Применение к осужденным мер медицинского характера», в которой говорится, что если во время отбывания наказания будет установлено, что осужденный страдает психическим расстройством, которое связано с опасностью для него или других лиц, «администрация учреждения направляет в суд представление о применении к такому осужденному принудительных мер медицинского характера». То есть помещение на принудительное лечение возможно только по решению суда. Но в случаях с Владимиром Халиловым и с Алексеем Щербоносом никакого решения суда не было. Сотрудники УФСИН по Омской области использовали психотропные средства как инструмент репрессий.
Источник: Новая газета
