Конституционный Суд РФ опубликовал информационно-тематическое собрание своих правовых позиций об определенности уголовного закона (по состоянию на июль 2020 г.).
Наиболее значимые позиции
Прежде всего КС процитировал ч. 2 ст. 54 Конституции РФ, согласно которой никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением. Если после совершения правонарушения ответственность за него устранена или смягчена, применяется новый закон. Далее Суд привел выдержки из 9 постановлений, вынесенных за последние 25 лет.
Так, в Постановлении № 17-П/1995 КС указал, что определение степени формализации признаков определенного преступления относится к исключительной компетенции законодателя. Позднее Суд разъяснил, что оценка степени определенности содержащихся в законе понятий должна осуществляться исходя не только из используемых в нем формулировок, но и с учетом их места в системе нормативных предписаний (Постановление № 9-П/2003).
В Постановлении № 4-П/2006 Конституционный Суд истолковал ч. 2 ст. 54 Конституции. Отмечается, что данная норма не позволяет возложить на человека ответственность за деяние, общественную опасность которого в момент совершения он не осознавал и не мог осознавать из-за отсутствия в законе соответствующего правового запрета. Тем самым, подчеркивается в документе, Конституция создает необходимые предпосылки определенности правового положения граждан.
Из Постановления № 8-П/2008 Суд процитировал сразу несколько позиций. Адвокат АП Республики Башкортостан Николай Герасимов в комментарии «АГ» отметил, что, хотя все указанные в собрании позиции КС важны, особое значение имеют выводы, изложенные в данном постановлении. В нем, в частности, отмечается, что любое преступление и меры уголовной ответственности за его совершение должны быть четко определены в законе так, чтобы исходя из текста соответствующей нормы – а в случае необходимости с помощью судебного толкования – каждый мог предвидеть уголовно-правовые последствия своих действий (бездействия).
«Данная позиция, на мой взгляд, направлена на то, чтобы любой человек мог оценить свои намерения и действия на предмет соответствия положениям уголовного закона и соответствующим образом при необходимости скорректировать, дабы не допустить нарушения закона. Соответственно, речь, по сути, идет о мотивации к правомерному поведению, т.е. о достижении цели общей превенции», – указал Николай Герасимов.
Не менее важна, по его мнению, позиция, из которой следует, что обращенное к законодателю требование определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе действующего правового регулирования направлено на недопущение появления противоречивой судебной практики, которая ослабляет гарантии государственной защиты прав, свобод и законных интересов граждан.
«В общем и целом в сфере применения уголовного закона судебная практика складывается более-менее единообразно. Однако до сих пор имеют место случаи различного толкования тех или иных составов преступлений, а также норм общей части УК в зависимости от субъекта Федерации или органа уголовного преследования. И это, к сожалению, по различным причинам не всегда устраняется на уровне Верховного Суда РФ», – заметил Николай Герасимов.
Особую значимость, по мнению адвоката, имеет указание КС на то, что уголовная ответственность может считаться законно установленной, лишь если она адекватна общественной опасности преступления и при этом уголовный закон четко определяет признаки этого преступления, отграничивая его от иных противоправных и тем более – от законных деяний. «Данное положение в первую очередь направлено на недопущение случаев необоснованного уголовного преследования, расширительного толкования УК, излишней необоснованной суровости правового регулирования, а также назначения наказания, не соответствующего общественной опасности содеянного», – пояснил Николай Герасимов.
В том же акте Суд снова разъяснил ч. 2 ст. 54 Конституции: в ней раскрывается содержание признанного «цивилизованными странами» общего принципа «nullum crimen, nulla poena sine lege» – «нет преступления, нет наказания без указания в законе». Из этого принципа следует, что устанавливающий уголовную ответственность закон не имеет обратной силы, не может толковаться расширительно (т.е. как распространяющийся на деяния, прямо им не запрещенные) и применяться по аналогии.
В следующем Постановлении № 3-П/2011 отмечается, что употребление в диспозиции статьи УК термина «незаконные» означает, что в других нормативных актах содержатся регулятивные нормы, которые наполняют содержание указанной нормы УК, и в системном единстве с которыми – а также с учетом смежных составов административных правонарушений – ее необходимо применять.
Постановление № 18-П/2014 посвящено толкованию ст. 222 УК и ряда норм Закона об оружии. В своих выводах КС подчеркнул, что при регулировании оборота оружия законодатель обязан учитывать правомочия собственников оружия, чтобы на основе в том числе принципа правовой определенности разграничить правомерный и противоправный оборот и обеспечить дифференциацию мер ответственности за нарушение установленных правил. При этом, добавил он, важно избежать их несоразмерного, избыточного и произвольного применения.
Ряд разъяснений общего характера Суд выделил из Постановления № 22-П/2015, посвященного ст. 226. 1 УК о контрабанде. В частности, КС раскрыл понятие принципа правовой определенности как обязывающего законодателя «формулировать уголовно-правовые предписания с достаточной степенью четкости, позволяющей лицу сообразовывать с ними свое поведение – как дозволенное, так и запрещенное – и предвидеть вызываемые им последствия». Однако тут же добавил, что этот принцип не мешает вводить в УК бланкетные нормы, которые для уяснения используемых в них терминов и понятий требуют обращения к другим нормативным актам. Кроме того, подчеркнул КС, такие нормы могут отсылать не только национальному праву, но и к международным договорам РФ.
Процитировал Суд и Постановление № 2-П/2017 по так называемой «Дадинской» статье – ст. 212.1 УК, устанавливающей ответственность за неоднократное нарушение порядка организации или проведения публичных мероприятий. КС отметил, что криминализация правонарушений, неразрывно связанная с конструированием состава преступления, системообразующими элементами которого являются объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона, не предполагает обязательного наличия признаков преступной общественной опасности у каждого из них.
«Такие признаки могут отражать не все, а лишь отдельные элементы состава преступления. В частности, общественная опасность деяния может быть обусловлена кумулятивным эффектом противоправного посягательства на охраняемые общественные отношения (объект преступления), временем, местом, способом его совершения и наступившими последствиями, в том числе их масштабом (объективная сторона преступления), формой вины, мотивами и целями противоправных действий, бездействия (субъективная сторона преступления)», – пояснил Конституционный Суд.
Наконец, в Постановлении № 17-П/2018 Суд выделил указание на то, что особую значимость требования четкости и недвусмысленности правовых норм и их согласованности в системе правового регулирования имеют для уголовного закона, поскольку он является исключительным средством, которое государство использует, если не может обеспечить необходимую охрану общественных отношений нормами других отраслей.
Адвокаты о правовой определенности УК
Николай Герасимов считает, что вопрос правовой определенности закона, особенно уголовного, является одним из краеугольных камней правовой системы любого государства. «Только максимальная конкретность, недвусмысленность, логичность, последовательность, понятность, непротиворечивость и взаимная связь всех положений каждой отрасли законодательства позволят обеспечить как стабильность и законность гражданского оборота, так и обоснованное привлечение к ответственности за соответствующие правонарушения», – указал он.
Адвокат АБ «Забейда и партнеры» Артем Саркисян также подчеркнул, что, хотя определенной и недвусмысленной должна быть буква любого закона, особое значение требование определенности приобретает применительно к уголовному законодательству. «Слишком велика цена ошибки при выборе неверного смысла двусмысленной нормы», – пояснил эксперт.
При этом он, как и Николай Герасимов, обратил внимание на Постановление КС № 8-П/2008. Именно в нем представлено наиболее верное понимание определенности уголовного закона, считает Артем Саркисян: «По справедливому и верному разъяснению КС, закон должен быть ясным, определенным и недвусмысленным. По сути, речь идет о синонимичных понятиях, основной смысл которых можно свести к недопустимости многозначности буквы закона».
«К сожалению, – отметил адвокат, – мы имеем такую ситуацию, при которой Конституционный Суд предъявляет абсолютно разумные требования к букве закона, но законодатель, подобно японской обезьяне Кикадзару, ничего не слышит и продолжает наполнять закон оценочными категориями, которые не только лишают возможности понять последствия своих деяний, но и позволяют фактически любое деяние признать преступным. А Верховный Суд, за которым закреплена ведущая роль по разъяснению оценочных понятий, уже подобно Мидзару и Ивадзару, ничего не видит и мало что говорит. Чтобы закон был определенный, недостаточно декларировать наличие проблемы. Надо создавать механизмы, препятствующие ее размножению. Неопределенный закон законом называться не должен», – убежден Артем Саркисян.