В конце декабря 2020 г. Конституционный Суд РФ опубликовал Определение от 25 ноября 2020 г. № 2634-О, в котором дал конституционно-правовое толкование положений ч. 1 ст. 252 УПК РФ в связи с рассмотрением уголовных дел с участием присяжных.
Оправдательный приговор
Как ранее писала «АГ», 18 февраля Октябрьский районный суд г. Иваново вынес оправдательный приговор бывшему сотруднику СИЗО-1 Ивановской области Игорю Ерохину, который обвинялся в совершении преступлений, предусмотренных п. «а» и «в» ч. 3 ст. 286, ч. 4 ст. 111 УК РФ. Приговор был вынесен на основании вердикта присяжных, единогласно признавших подсудимого невиновным в совершении инкриминируемых деяний.
Напомним, что, по версии следствия, во время беседы Ерохин, явно выходя за пределы должностных полномочий, в отсутствие законных оснований для применения физической силы в отношении А.Л., не имеющего возможности принять эффективные меры для самосохранения, поскольку был в наручниках, с силой нанес заключенному два удара рукой по голове, отчего тот ударился затылочно-теменной областью о бетонную стену кабинета. В результате пострадавшему была причинена закрытая ЧМТ, повлекшая опасное для жизни состояние. Спустя несколько часов пострадавший был госпитализирован, и через два месяца скончался, не приходя в сознание.
В своих показаниях обвиняемый пояснил, что дважды ударил потерпевшего ладонью по щеке, поскольку тот вел себя агрессивно, однако у него не было умысла на причинение ему тяжкого вреда здоровью, и тем более он не желал наступления его смерти.
Одна из защитников обвиняемого, адвокат Ивановской областной коллегии адвокатов Надежда Сатари тогда отмечала, что в ходе предварительного следствия были подключены независимые специалисты – медики, которые дали заключение, во многом опровергающее выводы судмедэкспертизы и поставившее под сомнение указанный в обвинительном заключении механизм причинения травмы потерпевшему.
Управляющий партнер АБ «Бибик» Олег Бибик, также защищающий Игоря Ерохина, выбрал иной подход к анализу фактов, ставших известными присяжным.
«Я не опровергал их – чего, видимо, ожидали процессуальные оппоненты – а изложил коллегии свое видение фактов и обстоятельств дела, убеждая, что смертельную травму потерпевший получил при иных обстоятельствах, нежели указанные обвинением, причем причинил ее не Ерохин, который был обвинен необоснованно, – пояснил адвокат. – Я построил свое выступление не столько на обосновании непричастности нашего подзащитного к смерти заключенного, сколько на том, что травму тот получил еще до появления Ерохина и причинена она была иным сотрудником СИЗО. По сути, моя речь в защиту Игоря Ерохина стала обвинительной речью в отношении этого лица. Ни суд, ни обвинение не ожидали столь нетрадиционного подхода», – отмечал он.
Апелляция сочла, что на присяжных было оказано незаконное воздействие
Апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Ивановского областного суда от 30 июня того же года приговор был отменен, а дело направлено на новое рассмотрение в первую инстанцию в ином составе суда на основании ч. 1 ст. 389.25 УПК.
При этом апелляционная инстанция согласилась с доводами апелляционного представления прокурора о том, что защитник подсудимого в нарушение ст. 252 ч.1 УПК неоднократно высказывал версии о причастности к инкриминируемым подсудимому преступлениям других лиц, в том числе свидетеля по данному делу, тем самым подсудимый и его защитники нарушили пределы судебного разбирательства.
В возражении на апелляционное представление Олег Бибик сослался на позицию Конституционного Суда, изложенную в Определении от 29 сентября 2011 г. № 1238-О-О, о том, что ст. 252 УПК, очерчивая пределы судебного разбирательства, устанавливает, что оно проводится в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному обвинению. Данная норма, указал защитник, не содержит запретов для подсудимого защищаться от предъявленного обвинения, в том числе приводить доказательства и доводы, свидетельствующие о том, что преступление было совершено другим лицом. Иное полностью исказило бы саму суть защиты в уголовном процессе.
Оценивая данный довод, апелляционный суд отметил, что ст. 252 УПК в ее конституционно-правовом истолковании действительно не ограничивает сторону защиты в выдвижении версий о причастности к совершению преступления, инкриминируемого подсудимому, иных лиц и не содержит запрета на такой способ защиты от предъявленного обвинения. Вместе с тем она, как содержащаяся в гл. 35 УПК, регулирует лишь одно из общих условий судебного разбирательства. «В соответствии с положениями ст. 324 УПК РФ производство в суде с участием присяжных заседателей ведется в общем порядке с учетом особенностей, предусмотренных гл. 42 УПК РФ. Согласно содержащимся в данной главе ст. 334 и 335 УПК РФ процессуальные ограничения, касающиеся пределов судебного разбирательства и круга обстоятельств, подлежащих исследованию с участием присяжных заседателей, исключают возможность обсуждения в их присутствии вопроса о причастности к совершению преступления лица, не являющегося подсудимым по рассматриваемому уголовному делу», – указано в апелляционном определении.
В итоге апелляция посчитала, что на присяжных было оказано незаконное воздействие. «Как справедливо утверждается в апелляционном представлении, данное воздействие повлияло на беспристрастность присяжных заседателей, формирование их мнения и, соответственно, на содержание данных ими ответов», – резюмировалось в документе.
«Решения судов были ожидаемы, поскольку именно так складывалась отечественная правоприменительная практика. Вопрос о пределах судебного разбирательства при рассмотрении уголовных дел с участием присяжных всегда вызывал множество споров, поскольку соблюдение данного требования является важнейшей процессуальной гарантией, которая обеспечивает не только права подсудимых, но также правосудность вердикта и законность приговора», – отметил в комментарии «АГ» Олег Бибик.
Данный вопрос, добавил он, далеко не раз становился предметом рассмотрения Верховного Суда РФ. «В частности, ВС рассматривал вопрос о возможности дополнительных вопросов присяжным о действиях иных лиц, кроме подсудимого. В одном из кассационных определений Суд отмечал, что если данный вопрос затронут не в целях оценки виновности подсудимого, а для оценки его побудительных мотивов, то УПК РФ не запрещает его задавать», – пояснил он.
Адвокат заметил, что в целом правоприменительная практика складывалась негативно: гособвинение всячески пыталось препятствовать выяснению в присутствии присяжных вопросов о противоправных действиях иных лиц, кроме подсудимого, о возможности их участия в совершении преступления, а также иных обстоятельствах совершения преступления, чем те, которые указаны в обвинении. Все это обосновывалось недопустимостью выхода за рамки предъявленного обвинения, поскольку согласно ст. 252 УПК, вокруг которой и «ломались копья», судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному ему обвинению.
«Под этим предлогом повсеместно ограничивались права подсудимых и защитников на изложение присяжным собственной версии преступления, указание иных обстоятельств его совершения. Кроме того, присяжных пытались всячески оградить от заявлений подсудимых об их невиновности в связи с тем, что преступление совершено другим лицом. Раз написано в обвинении, что преступление совершил подсудимый, значит, он не имеет права называть фамилии иных лиц, которых он считает виновными вего совершении. Это существенно нарушало не только права защиты, но и право коллегии присяжных – знать обо всех обстоятельствах дела, имеющих значение для вынесения справедливого вердикта. Множество оправдательных приговоров впоследствии отменялись по мотивам нарушения защитой пределов судебного разбирательства, поскольку такое “прокурорское” понимание пределов судебного разбирательства “навязывалось” суду», – подчеркнул Олег Бибик.
Защитник добавил, что эта порочная практика была продемонстрирована и в решениях нижестоящих судов по делу Игоря Ерохина: «Ивановский областной суд посчитал, что мы вышли за рамки пределов судебного разбирательства, рассказывая присяжным о том, что преступление было совершено иным лицом и при иных обстоятельствах, чем те, которые называло обвинение. Доводы апелляции поддержал Второй кассационный суд, отказавшись выносить на рассмотрение нашу жалобу. Тогда мы обратились в Конституционный Суд».
Доводы жалобы в КС
В жалобе в Конституционный Суд (имеется в распоряжении «АГ») заявитель указал, что, по его мнению, довод гособвинителя, изложенный в апелляционном представлении, о том, что защитникв нарушение ч.1 ст. 252 УПК неоднократно высказывал версии о причастности к инкриминируемым подсудимому преступлениям других лиц, чем были нарушены пределы судебного разбирательства, рассматривался апелляционным судом как основной для отмены приговора.
Заявитель подчеркнул, что, по мнению апелляции, изложенная выше правовая позиция КС относительно положений ч.1 ст. 252 УПК не имеет отношения к производству в суде с участием присяжных заседателей. «Как считает коллегия по уголовным делам Ивановского облсуда, содержащиеся в ст. 334 и 335 УПК РФ процессуальные ограничения, касающиеся пределов судебного разбирательства и круга обстоятельств, подлежащих исследованию с участием присяжных, исключают для подсудимого и защитника возможность обсуждения в присутствии присяжных вопроса о причастности к совершению преступления лица, не являющегося подсудимым по рассматриваемому делу. Тем самым апелляционная инстанция, подменяя Конституционный Суд РФ, самостоятельно дает конституционно-правовое толкование положений гл. 42 УПК РФ и ст. 334 и 335 УПК РФ, утверждая, что положения ч. 1 ст. 252 УПК РФ, ограничивающиепределы судебного разбирательства, в судебном процессе с участием присяжных заседателей не позволяют мне защищаться от предъявленного обвинения, приводить доказательстваи доводы, что преступление совершено при иных обстоятельствах и другим лицом», – указывалось в жалобе.
Кроме того отмечалось, что это ограничивает его конституционное право на защиту от предъявленного обвинения, и право давать показания по делу в соответствии с его позицией, а также искажает факты и обстоятельства, которые сообщаются присяжным, что может повлечь принятие несправедливого и необъективного судебного решения. Таким образом, отмечается в жалобе, искажается сама суть защиты в уголовном процессе и допускается ошибочное понимание роли защитника в суде присяжных.
В обоснование своей позиции заявитель сослался на Постановление КС от 15 июля 1999 г. №11-П, где подчеркивается, что общеправовой критерий определенности, ясности, недвусмысленности правовой нормы вытекает из конституционного принципа равенства всех перед законом и судом(ч. 1 ст. 19 Конституции РФ), поскольку такое равенство может быть обеспечено лишь при условии единообразного понимания и толкования нормы всеми правоприменителями. Неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возможность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и неизбежно ведет к произволу, а значит – к нарушению принципов равенства, а также верховенства закона.
Таким образом, заявитель просил признать положения ч. 1 ст. 252 УПК неконституционными в той мере, в которой под предлогом запрета выхода за пределы судебного разбирательства и предъявленного обвинения лишает обвиняемого возможности заявлять в своих показаниях о совершении преступления другим лицом и при других обстоятельствах, нежели указано в предъявленном обвинении.
КС напомнил, что присяжные вправе участвовать в исследовании всех обстоятельств дела
Изучив материалы дела, КС не нашел оснований для принятия жалобы к рассмотрению.Как указано в определении, ст. 252 УПК не содержит каких-либо запретов для подсудимого защищаться от предъявленного обвинения, в том числе приводить доказательства и доводы, свидетельствующие о том, что преступление было совершено не им, а другим лицом (Определение № 1238-О-О/2011).
Конституционный Суд напомнил, что производство в суде с участием присяжных ведется в общем порядке, но с учетом особенностей, предусмотренных гл. 42 УПК. В ходе рассмотрения уголовного дела присяжные разрешают вопросы о том, доказано ли, что имело место деяние, в совершении которого обвиняется подсудимый, что деяние совершил подсудимый, виновен ли он в совершении этого преступления (п. 1, 2 и 4 ч. 1 ст. 299, ст. 334 УПК). При этом ответ присяжными заседателями на вопрос: «Доказано ли, что деяние совершил подсудимый?» – предполагает возможность оценки ими всей совокупности доказательств, в том числе опровергающих обвинение, показаний и доводов подсудимого о совершении преступления не им, а другим лицом, заметил Суд.
Более того, подчеркивается в определении, согласно УПК присяжные вправе участвовать в исследовании всех обстоятельств дела: «в ходе судебного следствия в их присутствии подлежат исследованию фактические обстоятельства уголовного дела, доказанность которых устанавливается присяжными заседателями в соответствии с их полномочиями, в том числе о причастности или непричастности подсудимого к преступлению, а оценка доказательств присяжными дается по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, исследованных судом».
Таким образом, заключил КС, ст. 252 УПК ни сама по себе, ни во взаимосвязи с нормами гл. 42 не содержит положений, ограничивающих право подсудимого приводить доказательства и доводы, опровергающие позицию стороны обвинения, в том числе свидетельствующие о своей непричастности к преступлению, а также о совершении преступления не им, а другим лицом. Иное приводило бы к ограничению как права подсудимого опровергать обвинение, так и права присяжных заседателей исследовать обстоятельства уголовного дела и доказательства, необходимые и достаточные для разрешения вопросов, отнесенных к их полномочиям, к отступлению от принципов презумпции невиновности, состязательности, равноправия сторон уголовного судопроизводства, независимости и беспристрастности суда (ст. 49, 120 (ч. 1), 123 (ч. 3) Конституции РФ, ст. 14 и 15 УПК). Соответственно, оспариваемая норма не содержит неопределенности и сама по себе не может расцениваться как нарушающая права заявителя жалобы в обозначенном им аспекте, резюмируется в документе.
Адвокаты высоко оценили практическую значимость определения
Ранее советник Федеральной палаты адвокатов РФ Сергей Насонов в ежегодном обзоре судебной практики по делам с участием присяжных назвал данное определение одним из важных событий 2020 г.
«На практике довольно часто давать такие показания в присутствии присяжных суд подсудимому запрещает. КС подчеркнул, что ст. 252 УПК ни сама по себе, ни во взаимосвязи с нормами гл. 42 Кодекса не содержит положений, ограничивающих право подсудимого приводить доказательства и доводы, опровергающие позицию обвинения, в том числе свидетельствующие о его непричастности к преступлению, о совершении преступления не им, а другим лицом. Иное приводило бы к ограничению как права подсудимого опровергать обвинение, так и права присяжных исследовать обстоятельства дела и доказательства, необходимые и достаточные для разрешения вопросов, отнесенных к их полномочиям, к отступлению от принципов презумпции невиновности, состязательности, равноправия сторон уголовного судопроизводства, независимости и беспристрастности суда», – подчеркивал Сергей Насонов.
Он также выразил надежду, что данная позиция КС исключит реализацию судьями указанных неправовых обыкновений, направленных на ограничение права на защиту подсудимого в суде присяжных.
Как рассказал Олег Бибик, это не первый его опыт обращения в Конституционный Суд. «КС, как правило, уклоняется от разрешения таких “скользких” вопросов судебной практики, но в данном случае нам повезло, – заметил он. – Мой подзащитный утверждал, что стал жертвой оговора, так как преступление совершено при иных условиях и иным лицом, о чем ему прекрасно известно, а его “сделали крайним”».
Он добавил, что Конституционный Суд, как и ожидалось, отказался рассматривать жалобу, поскольку не усмотрел в оспариваемой норме ничего антиконституционного, но при этом привел конституционно-правовое толкование положений ч. 1 ст. 252 УПК в связи с национальными особенностями правоприменительной практики в суде присяжных. «Такое категоричное изложение Судом своей позиции, на мой взгляд, имеет значение не только для данного конкретного дела, но и позволит перевернуть судебную практику “с головы на ноги”. КС четко высказался, что другое понимание, которое на практике фактически навязывалось прокуратурой и охотно использовалось судами, приводило бы к ограничению как права подсудимого опровергать обвинение, так и права присяжных исследовать обстоятельства уголовного дела, необходимые для разрешения вопросов, которые относятся к их полномочиям, а также привело бы к отступлению от презумпции невиновности, правил состязательности, равноправия сторон, независимости и беспристрастности суда», – подчеркнул защитник.
Олег Бибик добавил, что сейчас в его практике находятся три дела, которые рассматриваются в суде присяжных, и во всех этих делах позиция КС применима. «Данное определение вызвало много положительных откликов адвокатов со всей страны, которые оценивают значимость данного судебного акта для практики очень высоко», – заключил он.
По мнению Надежды Сатари, до того, как КС издал данное определение, стороной обвинения права обвиняемого (подсудимого) в суде присяжных трактовались весьма узко. «Гособвинение не желало видеть возможности реализации подсудимым своих прав – в частности, приводить перед присяжными в свою защиту любые версии, в том числе опровергающие его причастность к данному преступлению, а также указывающие на то, что данное деяние совершено другим лицом», – пояснила она.
Определение КС очень значимо в плане свободы доказывания в суде присяжных, подчеркнула Надежда Сатари: «Подсудимый и его защита не будут так ограничены в своих правах, как случилось в деле Ерохина, когда наши попытки привести какие-либо доказательства невиновности подзащитного или указать присяжным на очевидные ошибки следствия пресекались под предлогом того, что нельзя приводить перед присяжными доказательства совершения преступления иным лицом. КС подчеркнул, что подсудимый не ограничен рамками обвинения, так как его права на самом деле шире. То есть в свою защиту можно не только опровергать доказательства обвинения, но и утверждать, что преступление совершило иное лицо, и тому, в частности, есть доказательства. Это свобода доказывания своей непричастности к совершению инкриминируемых деяний, своей невиновности».
Адвокат АП Московской области Светлана Добровольская, комментируя «АГ» выводы КС, отметила, что они прямо проистекают из права обвиняемого на защиту (в широком смысле этого слова). «Суд правильно указал, что сами по себе положения ч. 1 ст. 252 УПК не ограничивают (и не могут ограничивать) право обвиняемого защищаться – в частности, путем выдвижения версий защиты. Другое дело, что судьи на местах зачастую воспринимают указанную норму права формально, запрещая подсудимому и его защите представлять на суд присяжных свою версию событий. Но это (как отметил Конституционный Суд) – уже вопросы неправильного правоприменения, – заметила она. – Теперь у стороны защиты появился еще один аргумент в процессуальной борьбе с неквалифицированными судьями и прокурорами, нарушающими закон».
По мнению адвоката, управляющего партнера АБ «FORTIS» Вячеслава Земчихина, подобного рода определения КС и содержащиеся в них разъяснения свидетельствуют о низком качестве законотворческой деятельности. «Нормы правоприменителями зачастую трактуются по-разному, что приводит к различным казусам,– пояснил он. – Например, в Самарской области один из оправдательных приговоров, вынесенный на основе оправдательного вердикта присяжных, был отменен апелляционной инстанцией по причине наличия в речи защитника слов о том, что преступление, в котором обвиняют его подзащитного, совершили иные лица. Что это, если не ограничение права на защиту? Каким образом стороне защиты возможно выразить свою позицию, если она основана именно на том, что преступление было совершено другим лицом? Исходя из логики Самарского облсуда, никак».
В заключение адвокат добавил, что определение Конституционного Суда ясно дает понять: вводить для стороны защиты искусственные ограничения, не содержащиеся в законе, нельзя. Указание на совершение преступления иным лицом не расширяет пределы судебного разбирательства, не вводит в процесс новое обвинение в отношении нового лица, но способствует защите обвиняемого от непосредственного обвинения.
