«В борьбе с преступностью руководствоваться нужно не только соображениями эффективности, но и правом»
21 апреля по приглашению директора Института государственного и международного права Уральского государственного юридического университета Данила Назиповича Сергеева доцент кафедры уголовно-правовых дисциплин ЮРИУ РАНХиГС Юрий Блохин провел открытое занятие по теме «История противостояния «ворам в законе»: от классовой борьбы до борьбы с классом».
Лекция проводилась в дистанционном формате на платформе Zoom и в ней приняли участие магистры и бакалавры юридического факультета, преподаватели УрГЮУ. Ссылка на мероприятие была опубликована в социальных сетях и прослушать лекцию могли все заинтересованные в настоящей теме, Всего во время лекции присутствовало более 60 участников.
Интерес к теме был вызван участием Юрия Блохина в опубликованном фильме канала «Редакция» «Высшая каста преступного мира: как она появилась и почему умирает». https://www.youtube.com/watch?v=mdRw9ZxT2yw&t=3670s
С учетом популярного характера, а также ограниченного участия эксперта в названном фильме, организаторов интересовал юридический аспект противостояния лицам, занимающим высшее положение в преступной иерархии в контексте применения статьи 210.1 Уголовного кодекса РФ, введенной в УК РФ в 2019м году.
Лекция проводилась с использованием презентации, наполненной, в том числе, аудио и видео контентом.
Почему вор – и вдруг «в законе»?
Относительно появления этого парадоксального термина существует несколько версий. Наиболее обоснованной выглядит версия, выдвинутая исследователем преступного арго А.А. Сидоровым. Она основывается на классовом подходе в осуществлении политики в первые годы советской власти. Учитывая, что профессиональные преступники были выходцами, как правило, из низших социальных слоев («социально близких»), к ним было лояльное отношение. Тем более, что, согласно марксистской теории, преступления в капиталистическом обществе рассматривались как форма протеста против буржуазной политики. Поэтому профессиональных преступников считали жертвами царского режима и его тяжким наследием.
Одновременно с этим, молодая советская власть развязала настоящий террор против государственных преступлений, мнимых или реальных. Профессиональные преступники, далекие от политики, тем не менее, ради своего выживания отслеживали, за совершение каких преступлений новая власть не пощадит их и старались не переходить эту черту. Поэтому стали говорить, что преступники, ведущие борьбу с государством, с новой властью, совершающие государственные преступления («жиганы») – вне закона. А традиционные преступники («уркаганы»), в отличие от «жиганов», - в законе.
Воры или воры?
Это разные слова и ударение зависит от того, что имеется в виду.
Если речь идет о лицах, совершающих кражи, то правильно говорить про них «воры». Именно воры, особенно карманные воры, обладали наивысшим профессионализмом, поэтому пользовались уважением среди других преступников. Поэтому себя они стали называть «воры в законе». Однако впоследствии по созвучию с высшей кастой заключенных на царской каторге (иваны, или иваны, родства не помнящие) стали именовать себя ворами. Так и повелось, если говорим о лицах, совершающих кражи – это воры, а если про неформальную категорию преступников – это воры.
О «сучьей войне»
Серьезный раскол среди «воров» произошел после Великой Отечественной войны. Известный факт, что советская власть в тяжелых условиях войны была вынуждена обратиться к многочисленным заключенным, предлагая отбыть срок на фронте с льготным зачетом – день за три, а то и кровью искупить свою вину. На этот призыв откликнулось много «воров в законе», нарушив воровской закон – не брать оружия из рук властей. Руководствовались они скорее не чувствами патриотизма, а банальным стремлением выжить – во время войны не только питание осуществлялось по остаточному принципу (все для фронта, все для победы), но и существовал риск быть расстрелянным по мере оккупации территории страны. Ведь эвакуировать заключенных, наряду с музеями, заводами и т.п., вряд ли кто будет.
Таким образом, многие отступники от воровского закона оказались на фронте. После войны, оказываясь в местах лишения свободы, они по-прежнему претендовали на свое высокое положение среди других заключенных. Но там им встречались «воры», которые не пошли на фронт, оставаясь верными воровскому закону. Последние («блатные»), не желая делиться властью, объявили воевавших воров предателями (на жаргоне – «суками»). Между «блатными» и «суками» (другое название – «автоматчики») разразилась кровавая война на физическое уничтожение в местах лишения свободы. Власть же активно использовала эти противоречия.
Об уголовной ответственности за занятие высшего положения в преступной иерархии
В апреле 2019го Уголовный кодекс был дополнен статьей 210.1, предусматривающей достаточно суровую уголовную ответственность (от 8 до 15 лет лишения свободы) за занятие высшего положения в преступной иерархии. Очевидно, что речь идет именно о «ворах в законе».
Настоящая статья, по мнению лектора, небезупречна, как с точки зрения криминалистического, так и уголовно-правового аспекта.
Что будет являться доказательством того, что лицо является «вором в законе»? У них нет реестра, нет удостоверений или мандатов. Надежда только на собственное признание. Действительно, среди «воров» действует обязанность объявлять о своем высоком статусе. Нарушители этой обязанности считаются «сухарями» и подвергаются санкциям. Однако, история профессиональной преступности показывает, что «блатные» постоянно приспосабливаются к изменяющейся уголовной политике и не исключено, что на «воровской сходке» будет принято исключение из этого правила, когда признание своего статуса грозит серьезной уголовной ответственностью. И такие случаи поправок в «воровской закон» уже были неоднократно.
Возникает вопрос, что способно предъявить государство, если «вор» воспользуется правом, предоставленным Конституцией, и не станет свидетельствовать против себя? Если способно, то именно эти процессуальные документы станут единственным документальным подтверждением неформального статуса такого вора.
Однако, проблема не только и даже не столько в криминалистическом аспекте. Дело в том, что уголовное законодательство определяет преступление как деяние (в форме действия или бездействия), обладающее определенными признаками. Так вот «занятие» не является деянием и потому не может рассматриваться как преступление. Эта статья выбивается из ряда других тем, что устанавливает уголовную ответственность за статус лица. И это вызывает некоторые вопросы, например, как добровольно отказаться от совершения этого преступления? Будет ли оно пресечено задержанием преступника? Сколько раз можно привлекать к ответственности за это «преступление» одно и то же лицо? Будет ли совокупность преступлений, если после задержания лицо будет продолжать «занимать высшее положение в преступной иерархии»?
По убеждению Юрия Блохина, данная норма предусматривает ответственность не за деяние, а за отнесение к определенной социальной категории, что не соответствует догмам современного уголовного права.
Об эффективности статьи 210.1 УК РФ
Действительно, после введения этой статьи много «воров в законе» покинули пределы России. Аналогичный «исход» отмечался и в Грузии, где ранее установили уголовную ответственность «воров в законе». Считать ли это показателем эффективности?
Наш отечественный опыт показывает и большую эффективность борьбы с профессиональными преступниками – это и отправка в лагеря специального назначения всех преступников, стоящих на учете в уголовном розыске (1919), и переломы кистей рук карманникам, и отправка «блатных» в «сучьи» лагеря, где их ждало физическое уничтожение. Почему законодатель не рассматривает и этот опыт? Наверное потому, что в борьбе с преступностью руководствоваться надо не только соображениями эффективности, но и правом.
