26 ноября 2013 года заседание Совета при Президенте РФ по правам человека шло бурно, несмотря на то, что в лицо выступающим глядели камеры, а на задних рядах сидели внимательные стажеры: то ли студенты, то ли будущие чиновники, то ли будущие члены СПЧ.
Когда члены СПЧ обсудили дополнительные меры по защите детей – сирот, изменение правил регистрации россиян и прочие хорошие вещи, камеры на покинули, стажеры тоже куда- то делись и я уже было решил, что обсуждение моих поправок к предложениям Совета об участии гражданского общества в осуществлении правосудия пройдет спокойно. Но мне суждено было ошибиться.
Согласившим с тем, что следует повысить роль защитников из числа лиц, не являющихся адвокатами, допущенными к защите наряду с адвокатом, с тем, что такие защитники должны быть допущены на стадии предварительного расследования, а у суда при отказе в допуске таких защитников должен иметься исчерпывающий перечень для отказа в допуске, Совет дал мне настоящий бой относительно восстановления в УПК РФ институтов общественного защитника и общественного обвинителя.
Уже анализируя, каким образом разделились голоса членов Совета на сторонников и защитников восстановления этих институтов, я обнаружил интересную закономерность: те из членов Совета, кто застал эти институты, существовавшие до 2002 года в качестве правозащитников, как говорится, наяву, (я, Мара Полякова) оказались их горячими сторонниками. Те же, кто в эти древние времена работал судьями, следователями, чиновниками, отнесся к идее их восстановления весьма и весьма настороженно. В конце концов, мы договорились о том, что обсуждение вопроса о том, нужны общественные защитники вкупе с общественными же обвинителями или нет, мы продолжим внутри Совета.
Основные доводы, прозвучавшие против восстановления института общественного защитника (а, заодно, и общественного обвинителя), выглядели так:
1. Общественный защитник не нужен, так как мы уже расширяем возможности защитника из числа лиц, не являющихся адвокатами;
2. Общественный защитник (обвинитель) возник в те грустные времена, когда не было состязательности процесса, а сейчас такой состязательности он будет мешать;
3. Совершенно не понятно, чем общественный защитник отличается от защитника – не адвоката.
Попробуем рассмотреть эти славные доводы.
1. Отличие общественного защитника от числа защитника из числа иных лиц.
Если защитник не адвокат вступает в дело по ходатайству обвиняемого, но по воле судьи, то общественный защитник вступает в дело по воле общественного объединения или иного института гражданского общества (установить круг таких институтов вправе законодатель) с согласия обвиняемого, когда многомудрому судье не приходится ломать голову о том, а надо ли допустить защитника или же его следует послать, а остается лишь проверить, соблюдены ли формальности (является ли защитник совершеннолетним россиянином, а не несовершеннолетним марсианином, не внесено ли выдвинувшее его объединение, например Общество защиты гималайских медведей, в список экстремистских организаций террористической направленности, и т.д.)
Что это значит? Это значит, что если воля обвиняемого сломлена, и он боится сам заявить ходатайство, то для вступления в дело общественного защитника от обвиняемого требуется не ходатайство, а лишь согласие.
За добросовестность, компетентность, здравый смысл защитника из числа иных лиц отвечает только сам этот «из числа иных лиц» и помогающий ему Господь Бог. За общественного защитника отвечает общественное обвинение. Отвечает в первую очередь своей самой большой ценностью – репутацией.
Если защитника из числа иных лиц встретили не очень доброжелательно настроенные ребята с битами и порекомендовали намертво забыть про волнующее его дело, то защитник может и дрогнуть. С общественным защитником такую операцию проделать труднее: чаще всего вместо него придут другие люди от той же организации.
Защитник не адвокат опирается на свой, часто никак не связанный с судебной системой, опыт. Общественный защитник будет пользоваться, как собственными знаниями и навыками, так и ресурсами выдвинувшей его организации. Например, в Комитете за гражданские права, по состоянию на 2002 год была создана база данных из 300 типовых ходатайств.
Вышенаписанное не означает, что общественный защитник в чем – то лучше защитника из числа иных лиц. Просто это 2 разных института, дополняющие друг друга, но никак один другого не исключающий.
2. Общественный защитник и общественный обвинитель.
Чтобы указанные лица вступили в процесс необходимо, чтобы некий институт гражданского общества этих лиц выдвинул.
Не получится ли так, что по каждому резонансному делу, в суд прибежит взвод общественных обвинителей (защитников)? Нет, не получится. Во 1-х, таким мощным кадровым резервом общественных защитников – обвинителей НКО просто не обладают. Во 2-х, даже, если такое и случится, в дело их не пустит ни обвиняемый, ни защита: не следует думать, что при резонансности дела все дружно и внезапно утрачивают здравый смысл.
Не повысит ли восстановление института общественных обвинительных кровожадность приговоров? Нет, не повысит, так как практика 1990-2002 годов показала, что общественный обвинитель приходил в дело не тогда, когда СМИ устраивали вакханалию вокруг преступления, а когда обнаруживалась тенденция к заказному прекращению дела или у дела вырисовывалась мощная коррупционная подоплека.
Но не будут ли коррупционеры подкупать НПО, чтобы те за миллиончик- другой выдвигали защитников – обвинителей на заказ? От такой экзотики нам не избавится. Общественные защитники за деньги, заплаченные организации, в стране, где есть, кого подкупать и кроме НПО, и где о коррупции знают не понаслышке, по своей частоте появления будут занимать среднее место между белыми медведями, бродящими по улицам Москвы и оправдательными приговорами, выносимыми российскими судами. То есть их будет меньше, чем оправдательных приговоров, но большее, чем встречающих Вас на автобусной остановке белых медведей.
3. Общественный защитник как угроза состязательности процесса.
С появлением общественного защитника (обвинителя) сторона никаких новых невиданных до сих пор полномочий не получает, чудо оружие, поражающее врага и перемешивающее все абзацы в его тексте УК и УПК у стороны не появляется.
Влияет ли появление общественного обвинителя (защитника) на состязательный потенциал стороны? Разумеется, влияет, но только в одном случае – если до вступления нашего общественного фигуранта в дело, судья при словах о состязательном процессе был готов тюкнуть молотком шибко умную сторону процесса и приглушить ее мантией.
Таким образом, вступление в дело представителя гражданского общества влияет на состязательность самым непосредственным образом: из мнимой и ущербной он делает ее реальной и действенной.
Восстановление уничтоженного в 2002 году института общественного защитника (обвинителя) желаемого чуда с нашим правосудием не сотворит, но предохранит его от многих, по крайней мере, десятков тысяч грустных судебных ошибок. Не надо бояться пускать российскую общественность в российский суд. Если вдруг случится чудо, и она не поможет российскому правосудию, то двойного чуда точно не произойдет: российскому правосудию она не навредит.
А. Бабушкин, член СПЧ
