Административный кодекс и правила задержания предполагают, что первичный документ, то есть рапорт о том, что гражданин задержан, должен быть написан сотрудником полиции, который производил задержание. Рапорт – это и есть та бумага, вокруг которой строится знаменитое кредо российских судей «у нас нет оснований не доверять сотрудникам полиции». В рапорте сотрудник полиции излагает обстоятельства задержания.
Но в реальности при больших митингах, где полиция заранее настраивается на то, что называется массовое «винтилово», этим винтиловым занимаются не кто угодно, а специально обученные люди, те, кто проходил тренировку, те, кто специально экипирован (на них, как правило, бронежилеты, каски «джетта» и т.п.). Если бы натренированные сотрудники полиции работали точно по административному кодексу, тогда им надо было бы «свинтить» гражданина, потом отвести его в автобус, а потом с каждым поехать в отделение полиции и написать рапорт о задержании. Производительность их труда была бы при этом очень низкой, и на каждого задержанного уходило бы до пяти часов времени одно специально натренированного сотрудника. Так они бы не выполнили план по задержанию.
Довольно давно полиция освоила другой метод работы: они разделили сотрудников на тех, кто проводит задержание и тех, кто производит оформление документов. Те сотрудники, которые работают «в поле», то есть непосредственно занимаются физическим задержанием, отводят людей только до автозака, после чего возвращаются обратно на исходную точку и ждут команду «винтить следующего», и так далее. Эти сотрудники в отделение полиции не едут. Но кто-то должен написать рапорт, поэтому в отделении полиции садятся специально назначенные начальником группы два полицейских, иногда три и более, но не меньше, потому что задержание проводят два человека, чтобы считалось, что те, кто задерживал, те рапорты и пишут. Назначенные сотрудники пишут рапорты от своего имени, как если бы задержания проводили они сами, при этом, они могут и не бывать на месте, где все происходило. Но если те, кто пишут рапорты и присутствовали на митинге, они заведомо пишут не только про тех, кого задерживали они лично, но и про всех остальных, доставленных в то же ОВД. Чтобы организовать работу таким образом, нужен шаблон рапорта. Шаблон рапорта часто представляет собой заранее подготовленный бланк, в который описание действий человека уже вписано. Там будут слова: «Имярек, несмотря на неоднократные требования сотрудников полиции разойтись, прорывал оцепление, вызывающе вел себя, выкрикивал лозунги» - то есть не подчинялся полиции – ст 19.3 Кодекса об административных правонарушениях. До 15 суток ареста. Разумеется, при таком подходе юридическая квалификация нарушения не зависит от того, что в реальности делал или не делал человек, только от того, какой шаблон используют в этом конкретном ОВД. У двух людей, которые вели себя совершенно одинаково и которых схватили рядом, будет написано разное, только потому что одного посадили в автозак, идущий в ОВД Нагорное, а другого – в ОВД Богородское. Иногда рапорта вообще пишутся на бланке, где все написано заранее и остается только внести имя задержанного. Где-то это переписывают от руки с какого-то одного образца, часто возникают разные ошибки. Так было, например, с людьми, привезенными в ОВД Метрогородок, двоих из которых я защищал.
Митинг 26 марта проходил на Тверской, многие прилегающие улицы были перекрыты. На Страстном бульваре полиция перекрыла движение кордоном из машин, когда несколько человек решили перейти эту улицу по проезжей части, за ними побежали сотрудники полиции, кого-то задержали. Их отвезли в ОВД Метрогородок, и, видимо, тот полицейский, который писал изначальный рапорт, ставший шаблоном, имел плохой почерк. Потому что «Страстной бульвар» при переписывании превратился в итоге в «Сретенский бульвар. Так у более, чем десятка человек в рапортах и протоколах о задержаниях появилась фраза: «задержан, когда прорывал оцепление в районе дома номер 2 по Сретенскому бульвару». И это целая проблема, потому что, во-первых, на Сретенском бульваре 26 марта в 17 часов заведомо не могли происходить те события, которые описаны в рапорте. Это другой район Москвы, там не было митинга и неоткуда было взяться оцеплению. А во-вторых, Сретенский бульвар - это территория другого суда. А все дела о митинге автоматом передавали в Тверской суд, на чьем участке Пушкинская площадь.
Поэтому когда утром 28-го числа автозак из ОВД Метрогородка приехал в Тверской суд и первый из судей начал изучать ситуацию, он увидел, что он не может судить людей, которых ему привезли. Стали оформлять на всех постановления о передаче всех этих дел в Мещанский суд, и в дальнейшем всеми этими делами занимался уже судья Мещанского суда. Тем временем, пока людей возили из одного суда в другой, истекли 48 часов с момента задержания. 48 часов - максимальный срок, который человека могут держать без решения суда. Сразу задержанных людей не отпустили, задержанные начали бунтовать, а адвокаты начали писать жалобы в электронные приемные, в прокуратуру, в Мосгорсуд. Задержанных продержали под конвоем лишних 40 минут, после чего завели в здание суда, сказали, что вы, граждане, теперь свободны, но паспорта им не отдавали. Предложили забрать их самостоятельно у судьи. Все дела расписали одной и той же судье Мордвиновой. Уже ближе к вечеру судья, которая и так перегружена обычными делами, и на которую внезапно свалился десяток внеплановых административок, наконец покончила с остальными и начала разбираться в том, что ей привезли из Метрогородка. А привезли ей такое, что либо закрывать глаза на все эти нестыковки, либо возвращать протоколы в полицию для исправления этого «Сретенского», и снова направлять их в Тверской суд. В итоге почти все из Метрогородка (кроме человека, у которого были неоплаченные штрафы по ст. 20.2 за предыдущие митинги, что считается «рецидивом») получили штрафы от 500 до 1000 рублей. При том, что по беспределу именно Метрогородок был на первом месте – в первую ночь туда не пустили к задержанным ни одного адвоката.
