В Армении 12 уголовно-исправительных учреждений, где содержатся около двух тысяч человек. Эксперты считают небольшое количество осужденных положительным показателем для страны. Однако специалисты считают, что в рамках реформ в системе правосудия необходимо изменить процедуру условно-досрочного освобождения. Такие решения армянские суды принимают крайне редко.
Бывшие заключенные и эксперты о порядке условно-досрочного освобождения, почему оно не работает и как можно его изменить.
«Когда знаешь о тюрьме и свободе на собственном опыте»
Реформы в сфере юстиции обсуждают не меньше 100 юристов и представителей неправительственных организаций. В зале, где проходит мероприятие, атмосфера накаляется, участники громко спорят. Молодой человек, сидящий в одиночестве у стены, за всю дискуссию не произнес ни слова, кроме своего имени. Его нервные движения и то, как он грызет ногти, подсказывают, что он в дискомфортной, необычной для себя ситуации. Через некоторое время молодой человек покидает зал.
«Мой друг еще не привык к свободе и большому количеству людей рядом. Нет и 10 дней, как он вышел из тюрьмы, где провел восемь с половиной лет. Он попал в тюрьму в 23 года за перевозку наркотиков, условно-досрочно освободили в 32. Между этими двумя цифрами осталась его непрожитая жизнь», — говорит Армен Давтян.
Сам он тоже бывший осужденный. Оказался в исправительном учреждении за мошенничество, провел в тюрьме пять с половиной лет. За это время успел завоевать три журналистские награды. Самая ценная для него – «та, которую я получил за статью о любви».
«Когда судья зачитал приговор, показалось, что меня приговорили к смертной казни, а не к пяти с половиной годам тюрьмы. Мне тогда было 43. Никогда не считал себя виновным. Думаю, что меня преследовали и по политическим мотивам из-за моей журналистской деятельности. Все дело было основано на утверждении, что я познакомил друг с другом двоих, один из которых намеревался вымогать деньги у другого. Меня выставили посредником», — говорит Армен.
В первый день в тюрьме ему не верилось, что он на самом деле там, «это было не его местом». Говорит, самым унизительным был личный досмотр, когда стоял совершенно голый перед незнакомыми людьми.
«Сопровождающий меня в камеру сотрудник тюрьмы, наверно, почувствовал мое состояние, потому что сказал: «Тут есть часовня, можешь зажечь свечку и помолиться, если хочешь». Я отказался. Чуть позже он снова пришел и сказал, что я первый, кто отказался пойти в часовню, спросил: «Может, у тебя другие религиозные убеждения?» Я сказал: «Нет, у меня просто нет денег, чтобы купить свечку. Выяснилось, что ни у кого нет – свечи тут бесплатные», — вспоминает Армен.
К тому времени, как он появился в камере, здесь уже знали – журналиста приведут. Из-за этого у него возникли проблемы: сокамерники решили, что к ним подсадили «кляузника, чтобы выведать, что происходит внутри».
«В какой-то момент ты просто понимаешь, что реальность изменилась, и ты либо приспособишься к ней, либо твоя жизнь станет адом. В процессе сокамерники поняли, что я один из них. Более того, они поняли, что мои профессиональные навыки могут пригодиться и им: я могу поднять вопросы, о которых не говорят там, на свободе, я могу рассказать тем, кто находится за тюремными стенами, о правах тех, кто внутри. Так тюремная жизнь стала и моей», — рассказывает Армен.
Он не переставал писать статьи и здесь. Сотрудничал с различными изданиями, получал небольшие гонорары, которые отправлял домой – матери.
Уже в тюрьме Армену предъявили второе обвинение․ В переданном ему «запрещенном предмете» (мобильном телефоне) обнаружили наркотики. Армен говорит, никогда даже не видел наркотиков, но это уже не имело значения. К его сроку прибавили еще три года. Но Армен – один из немногих, кому удалось выйти на свободу досрочно.
В Армении всегда было сложно добиться условно-досрочного освобождения или замены части срока на более мягкое наказание, а во время эпидемии коронавируса процесс еще более усложнился. В то время как все международные организации рекомендовали упростить эти процедуры, чтобы уменьшить число людей в пенитенциарных учреждениях во время эпидемии.
«Осужденных не возили в суды по разным причинам. К ним прибавилась эпидемия, ставшая очень удобным поводом отложить слушания. Суды по моему делу постоянно откладывались по причине моей неявки. У меня ушло столько месяцев, что я написал заявление и попросил провести судебное заседание без моего присутствия. Многие так делали, но только мое заявление было принято. Думаю, снова сработало то, что я журналист», — говорит Армен.
Именно тогда он и понял, что является исключением, «другим – точно не повезет». Решил, что должен создать структуру, которая защищала бы их права. После освобождения вместе с двумя бывшими заключенными Армен создал общественную организацию «За свободу». Целью ее является защита прав осужденных и их реинтеграция в общество.
Процедура условно-досрочного освобождения
Для принятия решения об условно-досрочном освобождении требуются два отчета: из службы пробации – с положительным или отрицательным заключением, а также из уголовно-исправительного учреждения – с баллами. Подающий на досрочное освобождение должен набрать не менее 28 баллов, чтобы процесс начался.
Армен Давтян говорит, что механизм накопления баллов неэффективен и не способствует процессу исправления осужденного. Говорит, если человек был осужден до того, как ему исполнилось 28 лет, то он не получает баллов, если после – изначально накапливает два балла:
«Высший балл — пять — можно получить в случае, если докажешь, что не являешься носителем криминальной субкультуры. Как это доказать, просто поклясться? Как будет определяться, лжешь ты или нет? Например, я, чтобы заработать баллы, решил пройти курсы английского языка. Оказалось, что все места уже заняты. Вместо этого мне предложили пойти на курсы армянского. Будучи по профессии специалистом армянского языка и литературы, я пошел на эти курсы ради трех баллов. Это, конечно, абсурд».
Чтобы накопить баллы, заключенный должен работать, а пенитенциарные учреждения объективно не могут обеспечить работой более 2 000 человек.
Еще баллы накапливаются за поощрения, полученные от руководства исправительного учреждения. Насколько сложно их получить, становится ясно по цифрам. За 2021 год поощрения получили только шесть заключенных, четверо из которых были аннулированы прокуратурой после соответствующей проверки.
На решение суда могут повлиять нарушения, допущенные заключенными. Во время эпидемии основным нарушением были обнаруженные у них «запрещенные предметы» – мобильные телефоны. Между тем, как говорит Армен, около двух лет в тюрьмах телефон был единственным средством связи с внешним миром и семьей, так как свидания были запрещены.
Что касается отчетов, представленных службой пробации. Согласно исследованию общественной организации «Защита прав без границ», 80-85 процентов отчетов службы пробации в 2020 году были с отрицательным заключением.
Цифры: сколько заключенных в тюрьмах, сколько человек досрочно освобождены
В мае 2022 года в исправительных учреждениях содержались 1 027 человек. Вреиенами эта цифра временами доходит до 2 200 человек, говорит заместитель министра юстиции Арпинэ Саргсян. Но с 2018 года, после «бархатной революции», число заключенных в основном составляет 1 000 человек.
Премьер-министр Никол Пашинян также коснулся этой темы в мае, заявив, что по итогам 2021 года «Армения уступает только одной европейской стране по плотности тюремного населения, и этой европейской страной является Монако». Он подчеркнул, что два пенитенциарных учреждения были закрыты за время его премьерства, потому что в них не было необходимости и потому «эти пенитенциарные учреждения не соответствуют стандартам, которые мы хотим иметь».
Юристы, представители правозащитных организаций подтверждают, что число заключенных в стране небольшое, и считают это положительным фактором для страны. При этом эксперты указывают, что в системе правосудия достаточно проблем, и одна из самых серьезных – процедура условно-досрочного освобождения.
За последние три года были удовлетворены незначительное число ходатайств об условно-досрочном освобождении:
• в 2019 году поступило 1 138 обращений, из которых были удовлетворены только 212;
• в 2020 году из 722 заявок были удовлетворены 199;
• в 2021 году ходатайствовали об условно-досрочном освобождении 740 человек, из них были освобождены лишь 182.
«Исправительное учреждение должно не наказывать, а исправлять»
Действующая система накопления баллов для условно-досрочного освобождения не помогает процессу, а проваливает его, считает председатель общественной организации «Центр правовых инициатив» Наре Ованнисян. Получается, что заключенный думает не о том, чтобы измениться, а о том, как накопить баллы.
«Представьте, что осужденный ходит за психологом, социальном работником, обращается в администрацию исправительного учреждения с просьбой приобщить к его делу документы о его примерном поведении, участии в разных мероприятиях. То есть и заключенный, и система занимаются не исправлением, а доказательством чего-то прокурору. Получается, что процесс носит формальный характер, баллы становятся не результатом, а целью», — говорит Наре Ованнисян.
По ее мнению, действующая процедура не дает четкого представления о динамике поведения заключенного. Более того, делает весь процесс бессмысленным из-за механического, чрезвычайно ограниченного инструментария:
«Представьте себе ситуацию, когда заключенный очень хочет работать или учиться, но в пенитенциарном учреждении таких возможностей нет. Например, есть исправительные учреждения, где вообще не организуются образовательные программы. Получается, что желание человека учиться никак не влияет на возможность накопить баллы и освободиться. Процессы, происходящие внутри исправительных учреждений, не имеют ничего общего с планированием жизни человека на свободе и никоим образом не будут способствовать его реинтеграции в общество».
Небольшое число досрочно освобожденных эксперт также объясняет несовершенством процесса:
«Поскольку нет механизма определения динамики поведения человека, система не может обосновать, почему человек должен быть освобожден или остаться в тюрьме. Вот почему так немного освобожденных. Между тем, пенитенциарное учреждение должно не наказывать, а исправлять человека. И чем раньше, тем лучше».
Общественная организация «За свободу» работает над законодательным пакетом по изменению процедуры условно-досрочного освобождения.
Во-первых, Армен и его друзья предлагают пересмотреть систему баллов, присуждаемых заключенным, и ограничиться предоставлением им положительных или отрицательных заключений от исправительного учреждения и службы пробации.
Кроме того, они предлагают, чтобы судебные процессы по условно-досрочному освобождению вели специальные судьи, поскольку слушания часто откладываются из-за перегруженности основного состава судей.
В качестве альтернативы, по их мнению, может рассматриваться возможность проведения выездных судебных процессов – в исправительных учреждениях, где в течение одного дня может быть рассмотрено от 10 до 15 дел.
«Что потерял и что обрел?»
Армен говорит, что единственное, о чем жалеет, – это пять с половиной лет, проведенных в тюрьме. Думает, за эти годы мог бы влюбиться, жениться, завести семью:
«На самом деле я потерял не только годы, которые провел за решеткой. Я потерял гораздо больше. После освобождения месяцами я не мог привыкнуть к этой реальности: спать в своей комнате, в своей кровати, просыпаться и каждое утро видеть в окно многоэтажки. Казалось бы, вы прожили всю жизнь на свободе, и эти пять с половиной лет не могут вас изменить. Но меняют, и сильно.
Мама очень волновалась, не узнавала меня после возвращения. Но тюремное заключение – такая штука, что ты уже никогда не будешь прежним. Даже я месяцами не мог привыкнуть к обычной жизни, хотя на следующий же день после освобождения вышел на работу. Как же будут адаптироваться те, кто выходит в абсолютную пустоту – ни семьи, ни работы, ни прежнего круга общения? Только стереотипы и дискриминация».
С другой стороны, Армен уверен, что таким образом ему «господь дал передышку», возможность подумать, покаяться, встряхнуться. Говорит, тюрьма была для него предупреждением, чтобы он, наконец, понял: каждый поступок в жизни имеет последствия. Именно поэтому он теперь хочет, чтобы его дела «имели добрые последствия».
