Говоря о Средних веках, непременно поминают инквизицию; говоря об инквизиции, обязательно вспомнят пытки и издевательства. Между тем, жестокость – не единственное, что можно поставить в вину борцам с ересью. Не менее важным и достойным внимания и изучения аспектом инквизиции является то, что ее жертвы были фактически лишены возможности защиты, а следствие и непосредственно право суда сосредотачивались в руках одних и тех же лиц. Организация такого судилища, естественно, не предполагала возможности оправдания тех, кто попал в лапы инквизиторам.
С тех пор гуманитарное право шагнуло далеко вперёд. Тем страшнее осознавать, что в современной действительности порою встречаются пугающие параллели с мрачным средневековьем, когда правовой беспредел правит свой бал за небрежно наброшенной вуалью видимости соблюдения закона.
Одним из ярчайших примеров таких параллелей является безусловно пресловутый процесс против Новочеркасского предпринимателя Юрия Осипенко, вся «ересь» которого состояла лишь в том, что он создал слишком успешный и нужный стране бизнес, но оказался совершенно не готов к тому, чтобы противостоять коррупционному давлению системы.
Что не так в деле против Осипенко?
Уголовное и судебное преследование Осипенко «выросло» из дела против руководства потребительского кооператива «Инвестор-98», в котором исчезли деньги пайщиков. В 2008 году кооператив обанкротился, потерпевшими признано около 10 тысяч человек. Впрочем, с определением точного числа потерпевших, точной суммы ущерба и, наконец, списка подозреваемых, почти с самого начала начались серьёзные проблемы. Их детали уже неоднократно освещалась на этом сайте. Ограничимся лишь изложением краткой сути претензий защиты к версии следствия и обвинения.
Во-первых, целостность процесса следствия оказалась нарушена, так как в отношении наиболее богатого активами сочинского филиала кооператива было почему-то заведено отдельное уголовное дело. Директор филиала Милькис был давно назван судом виновным и возможно успел отбыть свой срок, несмотря на то, что деньги вкладчикам никто не вернул.
Во-вторых, из первоначального списка исчезла часть подозреваемых – материально ответственных лиц, непосредственно аффилированных с кооперативом, принимавших финансовые решения, – зато в него попали никак не связанные с деятельностью кооператива заёмщики, одним из которых и являлся, по версии следствия, Осипенко.
В-третьих, в отношении обвиняемых по делу суд проявил странный дифференцированный подход. Выразилось это в том, что главная обвиняемая, директор кооператива Галина Черенкова, в течение всего следствия и судебного процесса находилась на свободе, а Юрий Осипенко, вообще не относящийся к деятельности кооператива никаким образом, содержится под стражей много лет.
Наконец, главная коллизия состоит в том, что Осипенко де-факто лишён возможности защищаться в суде по существу дела. Вместо исследования доказательств его вины или невиновности суд намерен слушать показания потерпевших хоть до второго пришествия, а вернее – до истечения срока давности по уголовным статьям, фигурирующим в деле.
Таким образом, получается, что Осипенко обречен провести в предварительном заключении время до конца процесса в 2018 году, хотя приговор судом вынесен так и не будет. То есть, презумпция невиновности на него как бы не распространяется, как и право на осуществление правосудия в разумные сроки.
Глухота к доводам защиты
В деле против Юрия Осипенко еще масса важных деталей – его арест, похоже, был подстроен, в его отношении не заведены уголовные дела, ему не разъяснено обвинение и т.д. Но все эти важнейшие подробности нарушений уголовно-процессуального кодекса просто меркнут в сравнении с тем, что предприниматель без приговора суда находится в заключении 5 лет и 7 месяцев. Для сравнения, вышеупомянутому Милькису назначили наказание – 5 лет, и возможно он уже вышел на свободу. А невиновный (до решения суда невиновен любой подсудимый) Осипенко всё ещё ожидает возможности хотя бы начать защищаться, по существу. Его беспрецедентно долгий срок пребывания в СИЗО уже стал печально известным «рекордом». Нужно заметить, что пребывание в СИЗО и постоянное конвоирование на судебные заседания – это значительно более суровые условия заключения, чем в обычной тюрьме или колонии, а Европейский суд прямо признаёт постоянное этапирование одним из видов пыток.
Таким образом, мы возвращаемся к аналогии, которую привели в начале: правосудие по отношению к Осипенко имеет зловещее сходство с подходами средневековой инквизиции. Во-первых, тем, что Новочеркасский судья Стешенко всегда (за редчайшими исключениями, которые припомнить не удалось) солидарен с позицией прокуратуры. Во-вторых, тем, что сама прокуратура в лице гособвинителя Корсуновой, как отмечают практически все правозащитники, следящие за делом, явно не симпатизирует Осипенко. Прокуратура не симпатизирует бизнесмену настолько, что в официальных документах приписывает ему не содержащиеся в обвинительном заключении более тяжкие статьи, придумывает несуществующий статус «неоформленного руководителя кооператива» и раз за разом просит суд совершить очередной антигуманный акт: продлить содержание Осипенко под стражей ещё на 3 месяца.
Исследователи инквизиции отмечают, что смерть часто не давала освобождения от наложенного епископом наказания – епитимьи. «Если человек умирал прежде, чем завершался срок его покаяния, это трактовалось как божественное осуждение – свидетельство того, что его приговор не был достаточно суровым в глазах Бога» – сообщает, например, исследователь Бейджент Ли. Инквизиторы также не заботились о том, чтобы совершить суд в разумные сроки. «Нет нужды спешить… ибо муки и тяготы заключения нередко приносят перемену в уме», – приводит этот же автор мотивацию одного из функционеров инквизиции.
Если вам покажется, что данная аналогия слишком натянута, то напомним, что один из обвиняемых по делу, П. П. Геращенко 6 февраля 2014 года умер, находясь в предварительном заключении, являясь до помещения в СИЗО, вполне здоровым человеком. Возраст не позволил ему пережить содержание в СИЗО и постоянные этапы, а истинное состояние его здоровья в заключении вскрылось уже только после смерти.
Иногда, кажется, что смерть Осипенко стала бы для тех, кто решил назначить его «козлом отпущения», несказанной радостью, так как некому стало бы задавать неудобные вопросы и требовать соблюдения хотя бы уголовно-процессуального права, нарушения которого постоянно фиксируют в этом деле правозащитники. А заодно позволила бы им выйти «сухими из воды», не понеся заслуженного наказания и избежав общественного порицания.
К счастью, ухудшающееся состояние здоровья Осипенко пока всё же не дает им надежду на скорое избавление от строптивого бизнесмена, по-прежнему не желающего признавать вину и нести наказание за чужие преступления.
Защита наступает
В данной сложной ситуации сторона защиты Осипенко лишена возможности осуществлять его защиту по существу. Когда ей удалось добиться параллельного с заслушиванием потерпевших исследования фактических материалов дела, вскрылось, что позиция обвинения, на самом деле, выстроена на зыбучем песке. Изучение кассовых документов кооператива показало, что предъявить Осипенко по факту, нечего. Обвинение утверждает, что бизнесмен брал у кооператива в займы и не отдавал, однако среди финансовых документов кооператива имеются не только расходные, но и приходные кассовые ордеры. Так что с формальной точки зрения Осипенко ничего не должен «Инвестору-98», а значит, тем более не должен и пайщикам кооператива.
Когда стало понятно, что дело против Осипенко вот-вот рассыплется, исследование финансовых документов было прекращено. Мол, время ещё не пришло. То есть, эту реабилитирующую информацию, уже сейчас доказывающую невиновность содержащегося в СИЗО больше пяти с половиной лет человека, суд готов принять к сведению только после того как заслушает всех потерпевших. Абсурд? Жестокость? Отсутствие логики? Суд не хочет думать об этих неприятных моментах.
Средневековые инквизиторы были подотчётны хотя бы Папе Римскому. Нынешним их последователям, похоже, никто не указ. Ни позиция Верховного и Конституционного судов России, ни хор голосов правозащитников, ни ясные сигналы, посылаемые Президентом страны.
На днях Новочеркасский городской суд в очередной раз рассматривал вопрос о выборе меры пресечения для Юрия Осипенко. Подозревая обвинение и суд в предвзятости, сторона защиты в настоящее время сосредоточилась уже не на доказательствах непосредственно невиновности подзащитного, а хотя бы на его выходе из СИЗО.
Адвокат Масалова подготовила исчерпывающее ходатайство об изменении меры пресечения на более мягкую, в котором постаралась учесть все доводы в пользу этого решения. В частности, привела ссылки на п. 21 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2013 № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога», определения Конституционного Суда РФ от 30.09.2004 года, статью 49 Конституции РФ, статью 14 УПК РФ, п. 2 статьи 6 «Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод», цитировала постановления Европейского суда по правам человека и просто апеллировала к здравому смыслу.
Не подействовало, как и довод что подход к мере пресечения для подсудимых должен быть, по крайней мере, одинаков: или нужно отправлять в СИЗО и Черенкову, или выпускать под домашний арест или подписку о невыезде Осипенко. Не сработало, несмотря на то, что защита обосновала: и отсутствие общественной опасности Осипенко, и невозможность повлиять на исход следствия – оно уже закончено, – и то, что основания для избрания ныне действующей меры пресечения давным-давно отпали.
Выступил на заседании и сам Юрий Осипенко, рассказав: и о мучительных тяготах этапирования, подрывающих здоровье, и о том, что версию следствия опровергали в свое время и постановление заместителя прокурора области Демешина в отношении подсудимой по этому же делу Приймак, и решение судьи Калашниковой в отношении Осипенко. Осипенко обратил внимание суда на то, что не мог физически получить деньги из кассы кооператива, потому что на момент, когда в бухгалтерии виртуально проводили его займы и возвраты, якобы для улучшения финансовых показателей кооператива, сама касса была уже пуста. Он подчеркнул абсурдность ситуации, возникшей, когда суд отказался исследовать документы, подтверждающие возврат им этих виртуальных сумм:
– Каждый человек может сегодня прийти в банк и получить кредит. И это что, преступление? А кроме того, для того чтобы обвинить того или иного человека в том или ином деянии, необходимо задать вопрос, а был ли умысел, и задать еще один вопрос: а вернул ли человек деньги? Это же логично. В противном случае все заемщики становятся преступниками, автоматически придя в банк. Так что ли? Я думаю, нет. Все-таки надо анализировать, есть ли возврат. Вот что интересно: дорогие потерпевшие даже не пытаются анализировать, приводят якобы полученный займы, а про возврат забыли. Следователь – весьма образованный юридически, грамотный человек, владеющий доступом ко всем документам, к бухгалтерии кооператива, а при этом забыл, что были возвраты!
Однако эмоциональная и насыщенная аргументами речь Осипенко не была услышана, как и всегда до этого.
На судебном заседании по избранию меры пресечения в защиту Осипенко выступил Валентин Богдан, сотрудник аппарата Уполномоченного по правам человека в РФ Эллы Памфиловой. Он сообщил, что чувствует наличие в ситуации вокруг Осипенко двойных стандартов и подчеркнул, что позиция его защиты совпадает с позицией Президента страны, отраженной в его ежегодном послании к Федеральному Собранию, а также выразил претензии к качеству работы следствия и прокуратуры.
– Вы, пожалуйста, выполняйте указания, которые посылает вам Владимир Путин, – попросил Валентин Богдан.
Он постарался донести до присутствующих абсурд ситуации:
– Странно слышать от гособвинителя такую фразу: «господина Осипенко видели потерпевшие. Это что, преступление? У нас что, уже такое является основанием для того, чтобы подозревать его в совершении преступления? Очень странным является представление, что: может сбежать, может повлиять на ход следствия. Как он может повлиять, если судебное дело закрыто? Если материалы лежат в суде и уже больше ничего туда добавить нельзя? Каким образом? Тут вот господин потерпевший заявлял о том, что вдруг он сейчас начнет скрывать активы куда-то. Шесть лет прошло. Какие активы скрывать? Для этого должно было следствие работать и смотреть, куда делись. Здесь абсолютно правильно говорит подсудимый, что деньги-то, где они, куда они, к кому уходили? И кто был выгодоприобретателем? Мы можем просто сказать, тот же самый Владимир Владимирович Путин сказал, что, к сожалению, создается много уголовных дел и при этом абсолютное число предпринимателей после этого полностью потеряли бизнес. Это прямое разрушение делового климата.
Богдан также попросил гуманно относиться к людям, которые не совершали насильственных преступлений:
– Ни в коем случае не применяйте самую крайнюю меру пресечения – арест. Потому что опять же, спасибо Владимиру Владимировичу, могу сказать о том, что помещение под стражу надо использовать как крайнюю меру, а как основные использовать – залог, домашний арест и т. д. Разве это не посыл всем представителям органов исполнительной власти? Я в данном случае обращаю внимание государственного обвинителя. Почему вы считаете, что позиция Верховного суда и Президента для вас не касается?
Однако, судя по решению суда - продлить содержание Осипенко в СИЗО, гособвинитель и судья по делу – как бы это помягче выразиться – чихать хотели и на то, и на другое. Новой местечковой инквизиции, видимо, никто не указ.
Резюмируя всё вышесказанное, на ум приходит аналогия преследования Осипенко с гнойным нарывом, который однажды всё же будет вскрыт, и тогда забрызгает своим беззаконным содержимым всех, кто так долго его пестовал, лишая общество права узнать имена истинных виновных в исчезновении денег кооператива «Инвестор-98», а потерпевших – возможности возместить ущерб. Будем надеяться, что это произойдёт как можно скорее.
ИСТОЧНИК http://www.deloosipenko.net/#!??????????-??-???????-??????????/tvgcn/569a1ee90cf2e0992573bfea
