Андрей Владимирович, если можно, для начала – несколько слов о Комитете «За гражданские права». С какой целью создавалась организация, в чем суть ее деятельности?
– Не стану скрывать: в свое время название мы взяли у аналогичной американской организации, которая занималась тем, что судилась с полицией и тюрьмами по поводу незаконного задержания людей и плохих условий содержания заключенных. Выигрывала большинство процессов и серьезно влияла на условия нахождения людей в полицейских инстанциях. Мы столь узкой задачи не ставили, но собирались использовать ее методику, которая тогда казалась нам приемлемой для России: к моменту регистрации Комитета в январе 1997 года успели понять, что нельзя решать только одну, локальную, проблему. Все проблемы в области защиты гражданских прав человека взаимосвязаны. Взять тех же заключенных. Условия их содержания тесно переплетены с уровнем культуры, а возможность освобождения
– с вероятностью рецидива, правами потерпевших,
сотрудников Наш собеседник – общественный деятель, политик и писатель, председатель межрегиональной благотворительной организации «Комитет «За гражданские права», член Совета при Президенте РФ по развитию институтов гражданского общества и правам человека Андрей Владимирович Бабушкин. пенитенциарных заведений и так далее. Узконаправленная деятельность верна методически, но в жизни вызывает множество столкновений и противоречий. – То есть любое нарушение прав влечет за собой еще целый ряд нарушений?
– Да. Это как онкологическое заболевание, особенно когда имеется в виду общество в целом. Если, допустим, правонарушение совершено где-то в Мытищах – оно непременно проявится и в Подольске. При этом соблюдение прав человека может не транслироваться на соседнюю территорию, а вот несоблюдение
– да. И за короткое время такого рода «зараза» может охватить большие территории. Понимая всё это, мы и Степан Лыков 45 занялись правозащитной деятельностью.
– Как вас финансировали? – Основной источник средств
– грантовое финансирование. Первые наши гранты были получены из-за рубежа, от фондов Сороса и Макартуров, за что нас некоторые политики обвиняли чуть ли не в шпионаже. Ерунда, конечно! Не думаю, чтобы тот же Сорос был заинтересован в подобных вещах: вероятно, им просто нужна была Россия предсказуемая, похожая на Европу. Чтобы в случае, если наши студенты, коммерсанты или туристы едут за рубеж, знать, что можно ожидать от конкретного человека.
– Много было проблем поначалу? –
И были, и есть, и большинство связано с деньгами. На пример, столкновение штатных сотрудников с волонтерами. Последние обижались периодически, что штатные получают, пусть небольшую, но зарплату. Отвечали им аргументировано: волонтер работает в Комитете пару раз в месяц, сотрудники, порой, по 12 часов в день: поминутные звонки, уйма писем, требующих ответа, при этом нехватка не только людей, но и денег на конверты. Еще одна проблема
– недоверие к правозащитным организациям: «Вам, наверное, за каждого из нас Нельзя решать только одну, локальную, проблему. Все проблемы в области защиты гражданских прав человека взаимосвязаны деньги платят». Обидно, конечно. Возможно, такие правоз щитники где-то и есть, но нас, слава Богу, это миновало.
– Какие проблемы вы выделили бы как наиболее серьезные?
– Одна из них – финансирование. Вот смотрите: мы играем важную роль для гражданского общества, стабилизируя некоторые нежелательные процессы, не давая им доходить до финала. Грубо говоря, человек, недовольный судебным решением, посмотрев в Интернете, 46 как это делается, собирается идти в полицию с молотком… Мы же ищем исключительно легальные каналы защиты его прав! Казалось бы, нас выгодно финансово поддерживать и государству, и бизнесменам, и тем же клиентам. Но ни первые, ни вторые, ни третьи этого не делают… Что касается граждан
– не можешь пожертвовать деньгами, хоть с массой писем помоги – отправить их, например. Не хотят… Когда надо им – тут как тут. А когда нам
– нет никого!
– Как развивалась во времени ваша организация?
– Поэтапно. Вначале, в 90-е годы, мы занимались только тюрьмами. Потом добавилась работа с детьми, в том числе большая программа по беспризорникам. Мы первыми в Москве не просто выявляли их и кормили, но стали требовать от государства решать эту проблему. Считаю, что мы внесли существенный вклад в появление в 2003 году специального Указа Президента в этой связи. Мы тогда поняли, чтобы привлечь внимание, нужен общественный шок. Поехали на Курский вокзал, привезли оттуда к себе 39 беспризорников… Они жили у нас почти год, мы при них работали и, в конечном итоге, ребята помогали нам
– указывали места с такими же беспризорными детьми, уговаривали их сами вернуться в семьи, интернаты или детские дома… Ну, шок мы вызвали. Полицейское начальство пыталось нам помешать, а вот участковые
– очень помогли. Если бы не они, не знаю, что было бы с организацией, была ли бы она сегодня вообще… – А дальше?
– Дальше было начало общественного контроля, создание его структур, затем в 2005 году
– создание Общественного совета города Москвы. Затем – Общественной комиссии. А когда я вошел в Совет при Президенте РФ, начали ставиться другие, куда более масштабные задачи. Сегодня мы занимаемся общественным контролем за действиями полиции и сотрудников тюрем, заочными консультациями людей, которые обращаются с широчайшим спектром проблем, помощью психически больным; под нашей эгидой, на голом энтузиазме работает ряд автономных организаций – например, экологических. Защищаем права пациентов медицинских учреждений.
– Есть такие категории людей, которым вы не помогаете?
– Конечно. Мы не помогаем убийцам, людям, совершившим преступление, которое привело к смерти пострадавшего, обвиняемым в педофилии, тем, кто совершил преступление в состоянии алкогольного опьянения, и тем, кто злоупотребляет обращениями к нам. У нас есть общественная приемная, причем мы занимаем первое место среди организаций по защите прав граждан по количеству обращений: 17000 Общество в год, из них больше четверти
– москвичи.
– С какими проблемами чаще всего обращаются к вам жители столицы? –
Обращения самые разные – это, конечно, и работа полиции, и содержание в изоляторах временного заключения, и необоснованные задержания. Но сейчас самые главные проблемы москвичей
– социальные. Связанные с образованием, социальной защитой, здравоохранением. Появились очень тревожные тенденции. Главное, что настораживает
– всё делается без учета мнения жителей города, они просто становятся объектом воздействия
– неравноправным по сравнению с властями, принимающими решения самостоятельно и по собственному разумению. Очень много обращений, связанных с жилищными проблемами. С той же ипотекой, необузданным повышением тарифов ЖКХ. С застройкой, против которой выступают, вполне обоснованно, жители района. И точно так же
– безрезультатно. Много жалоб, как ни странно, стало появляться и на общественные формирования. Есть в Москве такое странноватое, то ли казачье, то ли псевдоказачье формирование «Кобра». Они дружат с застройщиками по части защиты строительных объектов. С людьми, которые протестуют, обращаются, мягко говоря, бесцеремонно.
– Есть обращения, связанные Сейчас у москвичей самые главные проблемы
– социальные. Связанные с образованием, социальной защитой, здравоохранением 47 с нашей городской судебной системой? – Есть, к сожалению. У нас в ведомстве имеется так называемый блок нарушителей. Его список возглавляет Управление Судебного департамента при Верховном суде по городу Москве. Никакая информация в залах судебных заседаний не вывешивается, территория не убирается. В ответ на наши письма приходит «ответ»: «Переписка с вами прекращена». Вот это
– очень настораживает. Решения требует и проблема общественных слушаний. Работают откровенно плохо! Часто зал заполняется непонятными людьми, оповещений нет, протоколы потом получить можно только с огромным трудом, а то и вовсе невозможно. Эта проблема требует серьезного решения, объединения всех городских властей. Есть и проблемы, связанные с транспортом: например, десятки светофоров работают вхолостую, без учета часа «пик» и сезонных изменений. Духота в метро, отмена электричек на расстояние более 200 километров: москвичи вынуждены ехать на перекладных и платить в два раза больше. Наконец, практически нет поддержки некоммерческому сектору, хотя некоммерческий сектор
– это стабильность общества.
– Как вы думаете, какое будущее ждет правозащитные организации?
– Знаете, в санкционных условиях я бы не взялся прогнозировать. Всё зависит от того, как в дальнейшем будут складываться взаимоотношения между гражданским обществом и властью. Мы, конечно, хотим партнерства
– прежде всего культурного и нравственного. Оно вполне возможно при условии увеличения государством финансовой поддержки людей, создания дополнительных рабочих мест, увеличения потенциала образования, самого общества и каждого человека в нем до уровня жизненных потребностей. В Европе есть ряд стран, которые этот потенциал постоянно увеличивают в условиях, когда новых земель захватить нельзя, воровать средства
– тоже, выходить в космос
– рано. Остается только развивать гражданское общество. Я очень надеюсь, что мы пойдем по этому пути… Конечно, нужны уважаемые всеми лидеры и во власти, и в самом обществе, способные повести за собой своих сторонников. Без этого партнерские отношения между ними невозможны либо добиться их очень тяжело. Я рад, что некоторые СМИ, и «Московский омбудсмен» в частности, обладают тенденцией поддержки правозащитных организаций, становятся мостиком между ними и властью. В частности, у вас это хорошо получается…
