Юлия Сунцова
В Уголовный кодекс России может быть внесена отдельная статья за пытки с ужесточенными санкциями.
О проблеме закрытости тюремной системы в России говорят давно и много. Но не было бы счастья, да несчастье, как говорится, помогло. В конце августа Жириновский был настолько впечатлен своей безуспешной попыткой навестить опального сопартийца в Лефортовском СИЗО, что теперь готов не только разбираться с руководством этого учреждения, но и стать одним из основных спикеров по поправке. Фсиновкий полковник, как рассказал сам лидер ЛДПР, не просто не дал увидеться ему с Фургалом, но посмел повести на показ пустой камеры. «Приглашает нас в свой кабинет. "В законе написано: разрешается посещать места на территории учреждения ФСИН, вы же, мол, посетили, - говорит он нам. Разрешил нам посетить здание, столовую, туалет. А мы же не на здание посмотреть пришли! Под дурачка работает», - сказал Жириновский журналистам.
До сих пор, кстати, взятый под стражу хабаровский губернатор не может воспользоваться даже правом на переписку. «Его письма оттуда не выходят, наши письма тоже не доходят – ни одного письма. Это тоже своего рода пытка». Прошло больше месяца, но депутаты, несмотря на законодательные гарантии, так и не смогли встретиться с Фургалом, - рассказывают в партии.
Проблема пыток и создания пыточных условий в российских отделениях полиции, конвойных помещениях судов, СИЗО, автозаках назрела до степени нарыва. Год за годом в разных регионах страны вспыхивают скандалы – из подследственных выбивают показания, заключенных перевоспитывают, доходя в своих методах до грани между жизнью и смертью. Жалобы из «застенок» идут непрерывным валом, и арсенал оперативников, безграничные возможности человеческого зверства каждый раз поражают до оторопи. Карантин из-за пандемии только турбулировал эту проблему.
Еще один тревожный звоночек – закрепляющаяся, по данным правозащитников, тенденция - пострадавшие из-за давления правоохранительных органов отказываются от своих претензий и забирают заявления о преступлениях, что фактически означает отсутствие права у граждан на защиту государства.
- Вопрос об усилении ответственности за пытки мы впервые поднимали в Госдуме еще в 2014 году. К сожалению, данный проект тогда принят не был. Эпидемия и карантинные меры стали использоваться у нас в некоторых закрытого типа местах в своих целях. Поток жалоб, идущих из учреждений пенитенциарной системы, заставляет нас совершать новые попытки, - говорит Иван Сухарев, первый заместитель председателя Комитета Государственной думы по развитию гражданского общества, вопросам общественных и религиозных объединений.
Первое препятствие, с которым сталкивается законотворец, отсутствие в национальном законодательстве понятия «пытка», говорит он.
Несмотря на множество международных актов, дающих собственные трактовки, определение пыток в российские законы не имплементированы. До сих пор применяющих пытки сотрудников правоохранительных органов судят лишь по общей статье 286 УК РФ – Превышение должностных полномочий. При таком раскладе даже вычленение пыточных преступлений и статистику нельзя нормально вести, поясняет депутат.
- Не нужно изобретать велосипед, когда он уже изобретен. У нас есть конвенция ООН, где четко написано, что такое пытка. Ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод расширяет список нарушений и вводит еще такие понятия как бесчеловечное и унижающее достоинство обращение или наказание. Российским законодателям просто надо взять на вооружение эти определения при внесении своих правок, никаких сложностей тут нет, - говорит Ольга Садовская, эксперт по международной защите, зампредседателя Комитета против пыток.
Часть 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод гласит: «Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
Определение пыткам дается в целом ряде международных актов и соглашений: Женевские конвенции 1949 г.; Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г.; Европейская конвенция против пыток, принятая на уровне Совета Европы в 1987 г.
Европейский суд по правам человека тоже дает свое определение пыткам – это особая форма жестокого обращения с человеком, которая сочетает в себе бесчеловечное и унижающее достоинство обращение и одновременно наносит человеку глубочайшие физические, психические травмы, вызывая сильное страдание.
Судебной оценке подлежат не только характер жестокого обращения, но и его цель – например, побудить дать показания, вынудить признаться в чем-то либо, с помощью пытки наказать человека за что-то. Важной характеристикой правонарушения является и его умышленный характер: пытка всегда используется умышленно и осознанно. И, наконец, для квалификации правонарушения как пытки используется критерий минимального порога жестокости. Он носит оценочный характер, и в каждом деле подлежит изучению и анализу. Впрочем, учитывая, что пытка трактуется как высшая форма бесчеловечного и унижающего достоинства обращения, даже если нужной степени жестокости суд не усматривает, остается сам факт бесчеловечного и унижающего достоинства обращения или наказания, что уже является нарушением статьи 3 Конвенции. Европейский суд неоднократно обращал внимание на то, что не существует конкретного и ограниченного списка действий (бездействий), которые бы однозначно трактовались как пытки. Потому в каждом случае требуется проведение тщательного анализа ситуации и обстоятельств дела, объясняют юристы.
В России чаще всего жалобы на пытки и избиения приходят от граждан, побывавших в отделениях полиции (в сопровождении оперативников), СИЗО, конвойных комнатах в судах, в «стаканах», в капсулах автозаков.
Надо принимать во внимание и психологические пытки, считают авторы инициативы. Угрозы, недопуск адвоката, запрет на звонки, оставление без еды и воды в течение нескольких часов, ночные допросы, отказ в предоставлении свиданий и т.д. «Говорят, что дубинка окажется в одном месте, если не подпишешь протокол. Даже если эти угрозы не реализованы в конечном счете, но человек воспринимает их как реальную для себя опасность, то это пытка!» - говорит Иван Сухарев.
Оперативные сотрудники и следователи, бывает, пользуются изоляцией и психоэмоциональным состоянием подследственных и прибегают к нетрадиционным методам: намеки на какие-то неприятности у близких.
- К одному нашему заключенному в СИЗО приходил следователь и витиеватыми фразами пытался внушить, что с женой и близкими не все в порядке, так что к концу их «беседы» человек уже не понимал, живы ли вообще члены его семьи. Он после этого был готов на все, подписать всё, что нужно, оговорить себя сотню раз. Лучше б били и пытали, чем эта неизвестность, сказал он тогда, - рассказывает член Общественной наблюдательной комиссии Москвы Ева Меркачева.
Одним из инструментом предотвращения пыток Иван Сухарев видит введение наказания за порчу видеооборудования, которое должно в обязательном порядке использоваться при общении с задержанными и заключенными.
«Согласно регламенту, полицейские и фсиновцы у нас должны быть снабжены видеооборудованием при общении с подследственными и осужденными. Но истории с исчезнувшими записями с мест пыток, с якобы внезапно сломавшимися, неисправными камерами в самый неподходящий момент уже настолько мозолят глаз, что нет никаких сомнений, что таким образом просто пытаются скрывать следы своих преступлений. Считаю, что это необходимо урегулировать законодательно. Надо предписать сотрудникам взаимодействовать с гражданами в СИЗО и колониях только с включенными видеорегистраторами, а за умышленное приведение в негодность видеооборудования должна быть введена жесткая ответственность», - говорит депутат.
Кроме этого, авторы проекта намерены добиваться внесения в закон правок о допуске в камеры к задержанным и заключенным, помимо членов ОНК и депутатов (как это есть сейчас), дополнительно - уполномоченных по правам человека. Кроме того, надо добиваться, чтобы заключенные имели возможность общаться с внешним миром не только об условиях своего содержания в камерах, но и о своих уголовных делах, расследовании, суде. С этой целью Сухарев намерен выступить с предложением запретить сотрудникам ФСИН слушать разговоры заключенных с проверяющими и на свиданиях с посетителями и оставить возможность только визуально следить за встречами.
- Зачастую проблема даже не в том, что в камеры к заключенным не пускают наблюдателей, а в том, какого качества это наблюдение. Закон об ОНК вроде как и открыл поначалу двери в закрытые учреждения, но в прошлом году они снова захлопнулись. Кто вошел в новые составы наблюдательных комиссий? Это бывшие сотрудники ФСИН, начальники колоний (!), полицейские, прокуроры, следователи. В прошлом году в ряде регионов туда не смог пройти ни один правозащитник, хотя их кандидатуры полностью соответствовали всем заявленным критериям. В Нижнем Новгороде Олимпиаду Усанову исключили из состава ОНК. Она совершила за год выездов в колонии и СИЗО больше, чем все остальные члены ОНК вместе взятые, написала множество претензий. За это, видимо, и выгнали. На места таких активных наблюдателей приходят бывшие сотрудники служб, которые вообще не совершают визитов, а если и совершают – то ничего не видят, зато пишут красивые отчеты, - говорит Ольга Садовская.
Для устранения пробелов Меркачева предлагает выделить пытки в отдельную статью Уголовного кодекса РФ, причислить пытки к категории особо тяжких преступлений и ввести ответственность за них вплоть до пожизненного заключения.
- Нарушен принцип неотвратимости наказания за эти преступления. Заявления граждан о пытках и издевательствах просто не регистрируются, а те дела, которые всё же входят в стадию расследований, заканчиваются необъяснимо мягкими наказаниями для пытавших. И вот это уверенное ощущение, что свои отмажут – главная проблема. ОНК в Москве и регионах завалены тысячами жалоб из тюрем и следственных изоляторов о пытках. Количество их растет. Но, по моим данным, за 2020 год (прошедшие месяцы) органы приняли не больше 1000 заявлений со всей России. И лишь 3% обратившихся потом могут доказать пытки в суде. Дела ведутся в отношении неустановленных лиц, хотя потерпевшие называют своих мучителей по фамилии, имени, отчеству, опознают их, участвуют с ними в очных ставках. Все на самом деле установлены и не раз. Дела затягиваются, они не ведутся. Они вообще не выдерживают никакой критики. Доходит до того, что люди приносят судье видеозаписи, отчетливо запечатлевшие расследуемые пытки, но суд выносит решения не в пользу пострадавших. Когда же, в редких случаях, пытавшим сотрудникам выносят обвинительный приговор – это чаще всего лишь условный срок. Преступники с доказанной виной остаются на свободе, - говорит правозащитница.
Введение пожизненного заключения ничего не изменит. Наоборот органы будут еще неохотнее заводить и расследовать дела против своих коллег, зная, что им грозит такое суровое наказание, уверена Ольга Садовская.
Оперативные сотрудники, пытающие подозреваемых, всегда со следователем «в одном мундире ходят». Они вместе идут на обыски, в суды, вместе собирают материалы дела, часто оперативники действуют по прямым указаниям следователя. Они вместе работают в соседних помещениях на протяжении многих лет. Оперативник для следователя всегда – свой человек, а подозреваемый – общий враг. И тут вдруг этого следователя просят своего ближайшего коллегу посадить. Не будет этого. Ворон ворону глаз не выклюет, комментируют правозащитники.
- Хотя предложение об ужесточении ответственности за пытки и позволит продлить сроки, в течение которых можно привлекать к уголовной ответственности виновных, с другой стороны, такая инициатива может только ухудшить обстановку. Количество возбужденных дел сократится. Количество расследований сократится. Отказных пострадавшим увеличится. Единственный двигатель здесь – неизбежность наказания. Чтобы иметь возможность привлекать до единого всех сотрудников, участвующих в пытках и отдающих такие распоряжения, нужно в первую очередь побороть закрытость этих спецучреждений, - говорит Садовская.
Для повышения качества расследований пыток в России Сухарев и Меркачева предлагают создать отдельное спецподразделение при Следственном комитете РФ.
- Структура должна быть независима от полиции, ФСИН, прокуратуры, лишена всех межведомственных связей, заниматься и быть сосредоточенной только на делах о пытках. Раскрываемость этих дел должна стать единственным показателем эффективности новосозданной структуры. Таким образом удастся разорвать круговую поруку и исключить тот фактор, что работающие друг с другом оперативники и следователи должны потом друга друга наказывать за совместно провнденную работу, - говорит Меркачева.
- Сама идея независимой структуры хорошая. Но мне очень удивительно узнать сегодня, что авторы инициативы ничего не знают о том, что такое отдельное спецуправление при Следкоме уже существует - с 2012 года! И оно абсолютно неэффективно. Там работает штат из 60-80 человек. Мы постоянно заваливаем это спецподразделение просьбами о расследовании тех или иных пыток и ответов не получаем. И расследований тоже. Первым делом этого подразделения стала проверка в отношении Игоря Каляпина - председателя «Комитета против пыток» за неправильную, по их представлениям, правозащитную деятельность, - говорит Ольга Садовская.
По ее мнению, решить проблему пыток в Росси поможет только системная работа совокупно в трех направлениях: применимость санкций и неотвратимость наказания; повышение открытости пенитенциарной системы в России; повышение качества расследования пыточных преступлений.
О временной перспективе внесения законопроекта о криминализации пыток в Госдуму депутат Иван Сухарев пока говорит осторожно: «Не менее двух месяцев». Пока проект находится в стадии так называемых нулевых чтений – обсуждения в экспертных группах и с коллегами по Думе, в Комитете по государственному строительству и законодательству. Совместного анализа с Правительством, по его словам, не проводилось.
Источник: https://newizv.ru/news/society/02-10-2020/zakon-protiv-pytok-dobralsya-do-nulevyh-chteniy
